87 
Прижатые попарно спинами могли залечь только набок.
Ольга, привязанная, как и Струмилин к деревянной стойке, лечь не могла. Но ужас, пережитый при упоминании о черной метке, так сдавил ее сердце, что звуки выстрелов казались не опаснее щебета птиц. Лишь бы только Ладейников не вернулся и не заставил ее показывать перед смертью стриптиз.
После приступа страха все иллюзии растворились, словно в соляной кислоте. Она с отчетливостью поняла, что последние годы жила иллюзиями.
Нет у нее никакого таланта, кроме фигуры с длинными ногами. Ну, может быть, еще густые, платинового оттенка, волосы.
Все те дельцы-мужчины, на которых она работала – в квартирах, нанятых для съемок «фильма» или на сцене ночного клуба, – все они использовали ее, время от времени подбрасывая красивые слова о таланте, перспективах чего-то более серьезного. А сами относились как к самой настоящей шлюхе.
Ей стало так горько, что в самом деле захотелось смерти. Если бы только Ладейников не стал над ней издеваться, она бы сейчас спокойно приняла его возвращение…
Только один человек не боялся никого и ничего. Кое-кто из заложников испытывал даже зависть к Струмилину, которого спецназовец вырубил ударом в скулу. Везет же мужику: черную метку заработал, так ее передали Ольге, народ колотится от страха, а он лежит себе, будто дремлет. Очухается, когда худшее уже останется позади. Поболит башка, потом пройдет.
Заживет кровоподтек на скуле. А тут лежишь и чувствуешь, как душа от страха крошится в пыль.
От ветра хлопал брезент, и всякий его хлопок заставлял людей вздрагивать. В отличие от автоматных очередей, этот звук выстреливал над самым ухом, и каждому из пленников казалось, что выстрел предназначен лично для него.
– Больше не могу, – простонала Вероника. – Заберут нас отсюда или нет?
– Худшее мы уже проехали, – попытался успокоить ее и себя Рифат. – Больше всего я этих, в камуфляже, испугался. Думал, что будут мочить направо и налево.
– Господи, зачем я сюда влезла? Это был лучший год в моей жизни, и мне неудержимо захотелось его испортить!
– Ты еще помнишь о той жизни? Мне кажется, я здесь, на острове, родился, жил и здесь же умру.
– Только не каркай. Мы или кончимся или выберемся отсюда все вместе.
Послышалось всхлипывание – плакала Ольга, хороня свои глупые надежды. Вероника вспомнила, на какой риск толкнула подругу. Теперь она воспринимала Ольгу как близкого человека, перед которым ужасно провинилась.
– Это с самого начала была дурацкая идея.
Почему ты не послала меня подальше?
Сейчас бы обняться, поплакать вместе. Но не ползти же к ней вместе с Рифатом, с которым Вероника накрепко связана веревками.
– Ничего, – шмыгнула носом Ольга. – Мне как раз нужна была шоковая терапия.
– Все равно это было свинство с моей стороны.
– Это я виноват, – подал голос Воробей. – Я первый сказал, что ты считаешь себя великой актрисой и на этом можно сыграть.
От таких самобичеваний Ольга почувствовала себя еще хуже. Неужели люди смотрели на нее как на полную идиотку? Она стала мысленно всех перебирать и засомневалась только насчет Забродова. Этот человек понял бы и простил ее иллюзии, ее воздушные замки. Поверил бы, что она ничего не делала с холодным цинизмом, всегда всей душой стремилась к красоте.
В конце концов именно Забродов ее спас. Если б он внезапно не объявился, жутко представить, как бы стал изгаляться над ней Игорь.
– Куда они ушли?
Наконец, Ольга нашла о ком побеспокоиться, смогла отвлечься.
– Я толком ничего не расслышала. По-моему, Илларион ему что-то пообещал.
– А Игорь поверил? Быть не может! Скорей всего только сделал вид, как со мной. Потом выстрелит ему в спину.
– Давайте сами как-нибудь выползать, – пробормотал Воробей, двигаясь на коленях к выходу.
– Хоть бы кто-то остался развязать нас! – от злости Рифат стукнулся лбом о собственные колени. – И не подумали, им плевать! Мы для них мелочь, пустяки!
– Нет! Иначе они бы давно здесь все изрешетили! – взяла спецназовцев под защиту Вероника.
– Ну что им стоило взять и махнуть ножом! – возмущался Воробей.
– Может, голос подать? – предложила Ольга. – Может, просто забыли про нас?
– Не советую. Они и так дерганые, двоих или троих потеряли. Услышат посторонний звук и первым делом полоснут очередью.
* * *
Капитан Белоконь проклинал свою слабость, Что в конце концов случилось такого уж страшного? Ну продырявило. Но ни один ведь орган не задет. Ну кровь потерял. Но ведь не так много – стакана три. Тогда какого черта в голове туман и ноги подкашиваются? Наверное, не стоило обезболивающее колоть.
87 
