143 
– Ну и что? Не ездил я на ней лет двадцать и еще двадцать ездить не буду. Да и те люди, которые за тобой охотились, вряд ли долго у власти удержатся.
Генерал затронул тему, которую сегодня Глеб не хотел поднимать, ему хотелось просто посидеть в домашней обстановке, вкусно поесть, насладиться близостью с любимой женщиной. Ему было достаточно того, что Ирина сейчас рядом с ним и ей ничего не угрожает.
Да и Быстрицкой все происшедшее казалось давним страшным сном. Правда, реальность не предвещала пока ничего хорошего.
«Сегодня еще перебьюсь, а завтра? – думала женщина. – Я ведь не могу вернуться к себе на квартиру, я даже толком не знаю, за что нас преследовали».
Но ей тоже не хотелось говорить на эту тему.
«Зачем портить такой чудный вечер», – подумала она и улыбнулась Глебу.
А тот посмотрел на генерала, и выражение его лица сделалось мечтательным и грустным.
– Ну что ты на меня опять смотришь? – поежился в кресле генерал Лоркипанидзе.
– Я думаю, что и мой отец мог бы сейчас выглядеть так же, как вы. Мог бы сидеть за этим столом, вы бы вспоминали что-нибудь из своей молодости, а мы бы вас слушали, время от времени подливая вам в рюмки.
– Да, Петр Сиверов был настоящий мужчина. Я даже, честно признаться, завидовал ему.
– В чем же? – спросил Глеб.
– Знаешь, как женщины на него вешались. Смотрели, ну совсем как твоя Ирина, восхищенными горящими глазами.
Ирина улыбнулась и потупила взор, а генерал плеснул ей в рюмку немного коньяка и предложил:
– Выпей, дочка.
Он впервые назвал ее на «ты». – Ты пей сама за что хочешь, а мы выпьем за женщин. Выпьем за тебя, за Аню и за то, чтобы все хорошо кончилось.
– А разве еще не все кончилось? – изумилась девочка.
Генерал пожал плечами, ожидая разъяснений от Глеба.
– Для тебя и для твоей мамы уже все кончилось. Все будет хорошо. А вот мне еще придется немного повозиться. Я еще не отдал все долги.
– Ах, да, я помню! – воскликнула Аня. – Ты еще обещал тому дяде…
Ирина строго посмотрела на дочь, помня слова Глеба, обращенные к полковнику Студийскому.
– Это всего лишь игра, дочка.
– А мне показалось, тот дядя и впрямь испугался.
– Да что ты! Разве может дядя Федор кому-нибудь сделать плохо?
– Плохим людям можно делать плохо, – сказала Аня.
– И плохим нельзя делать плохо, – строго сказал генерал Лоркипанидзе.
Его голос звучал так уверенно и властно, словно он читал лекцию с кафедры. Девочка тут же почувствовала себя ученицей и вспомнила про тетради и учебники. Ей было, конечно, жаль, что все осталось в том доме, где им с матерью пришлось жить. Но ее радовало, что теперь, скорее всего, еще долго не придется ходить в школу.
– Уже темнеет, – сказал генерал. – Давайте зажжем свечи.
Он тяжело поднялся из-за стола, было видно, что держаться ровно и идти не шаркая ногами ему трудновато. Он принес с комода тяжелый бронзовый подсвечник, явно привезенный из того же немецкого замка, и, повозившись со спичками, зажег пять свечей.
Огоньки затрепетали, и на лицах сидевших за столом появился теплый живой отсвет.
– Вот хорошо, совсем по-домашнему, – сказала Ирина и посмотрела на Глеба.
Она вспомнила, как они с Глебом сидели у нее в квартире, как горели свечи, звучала музыка. «Боже мой! Как давно это было. Даже не верится, что это было на самом деле, тем более, было со мной».
Похоже, что Глеб тоже вспомнил тот вечер. Он осторожно положил ее холодную ладонь на свои пальцы.
– Мне так хорошо, – прошептала Ирина, косясь на генерала и опасаясь, что он слышит ее негромкие слова.
Амвросий Отарович взял бутылку с водкой за тонкое горлышко, наполнил рюмку Глеба, затем свою и взглянул на Ирину, та кивнула. Он налил ей коньяка, а Ане брусничного морса в высокий бокал.
– Мне давно не было так хорошо, – сказал генерал и встал, – я отвык, честно говоря, от людей. Все время живу прошлым, размышляю, вспоминаю, анализирую. Даже не могу поменять обстановку. Да, в общем-то, и не хочу. И только ваше появление вернуло меня к жизни. Как будто я помолодел лет на двадцать или тридцать. Знаете, как мне приятно смотреть на вас, на ваши счастливые лица, слышать ваши голоса, смех этого прелестного создания. Словно вернулась моя молодость. Я опять готов действовать, принимать решения, а не сидеть в кресле, укутавшись пледом. Мне хочется жить. И я хочу выпить за то, чтобы и вам хотелось жить. Чтобы и ваша жизнь была долгой, такой, как моя. И еще я хочу сказать, чтобы вы никогда не повторяли ошибки, совершенные старшими.
143 
