131 
– Это кофе, – мягко повторила она, словно учительница, объясняющая урок нерадивому ученику. – Всего лишь кофе.
Разумеется, его тоже можно считать наркотиком.
Марк кивнул – дескать, верю – и допил то, что еще оставалось в чашке. Эффект был аналогичным, но уже не таким ярким.
– А можно мне еще кофе? Настоящего? – попросил он, поставив чашку на поднос.
– Нельзя, – покачала головой Виктория.
– Почему?
– Это тебя убьет, – без улыбки ответила девушка. – Той дозы, которую ты сейчас получил, вполне хватает на сутки. Для твоего непривыкшего организма это заряд бодрости дня на два. Если повторить прямо сейчас, наступит нервное истощение, сердечная недостаточность и нечто вроде комы.
Поэтому пить настоящий кофе литрами, как «чибо», «нестле» или «якобс», – верная смерть.
Хмыкнув, Марк показал ей большой палец.
– Супер, – ему казалось, что сейчас достаточно одного неосторожного движения – и он взлетит. – А где ты взяла этот замечательный напиток?
– Я же говорила, что у горцев. Тех, которые живут в Андах.
– Они твои прямые поставщики? – усмехнулся Марк, отпив кристально чистой воды из стоявшего на подносе стакана.
Виктория, принявшаяся за круассаны, только кивнула. Вода оказалась такой ледяной, что от холода заломило в зубах.
– Отличный боржоми, – похвалил он и вытащил из пачки очередную сигарету.
Так, запивая никотин минеральной водой, Марк дождался, пока Виктория расправится с круассанами. Потом она убрала поднос в мойку и опять забралась к нему на диван. Поджав ноги, попросила прикурить ей сигарету.
Некоторое время они молчали. Первой тишину нарушила девушка. Дождавшись, когда Марк потушит окурок, она проговорила, глядя куда-то поверх его головы:
– Ты так и не сказал о себе ни слова. Почему?
Он усмехнулся.
– Врожденная скромность. Не люблю говорить о себе.
К тому же и рассказать нечего. Дом не построил, дерево не посадил, сына не вырастил…
– А хочешь? – внезапно спросила она.
Спросила очень серьезно.
Марк замолчал, словно врезавшись в стену. Прошло почти полминуты, прежде чем он справился со своими чувствами и спросил:
– Это что, предложение?
Виктория пожала плечами.
– Лично я так не говорила. Но возражать против твоей версии не хочу.
Она обняла его и прильнула всем телом.
– Ты ворвался в мою жизнь как свежий ветер, – прошептала она, и ее горячее дыхание коснулось его шеи. – Я хочу, чтобы этот ветер не стихал.., никогда.
Марк почувствовал себя свиньей. На этот раз он молчал гораздо дольше.
– Мне нужна твоя помощь, – произнес он наконец, не слишком вежливо меняя тему. – Сегодня вечером.
Девушка вздохнула. На мгновение Марку показалось, что сейчас она отстранится, встанет и уйдет, но этого не случилось.
– Хорошо, – проговорила Виктория. – А что нужно сделать?
– Отвезти меня в гости, – ответил он. – К брату.
И привезти назад. Ничего сложного.
* * *
Здание было безыскусным. Четыре этажа, сталинский ампир, потемневшая от времени штукатурка, двухметровый бетонный забор вокруг прилегающей территории. Окна первого этажа были забраны решетками, а перед входом цвели две пышные клумбы в массивных каменных чашах. На тяжелой дубовой двери главного входа блестела отполированная латунная табличка: «Московское региональное управление федеральной службы безопасности».
Справа от двери висел старомодный почтовый ящик, выкрашенный в синий цвет. К нему никогда не Прикасались почтальоны, собиравшие по утрам почту, – только сотрудники. Он был предназначен для писем доброжелателей.
Автоматические камеры видеонаблюдения, установленные над дверью, позволяли быть в курсе всего, что происходило перед входом и на ближайшем участке улицы. Все, что они транслировали на два экрана в боксе дежурного, записывалось на видеодиски. В том числе и лица тех, кто подходил, чтобы украдкой бросить в ящик письмо, чаще всего без подписи.
В заборе слева от фасада имелись железные ворота с еще одной видеокамерой, открывавшиеся автоматически. В них проезжали только автомобили сотрудников.
Тот летний полдень выдался особенно жарким. Дежурный, лейтенант с греческой фамилией Петрас, потягивал охлажденную кока-колу из пластикового стаканчика и жутко потел. Раз в две минуты он доставал платок, чтобы промокнуть лоб, потому что соленые капли стекали прямо в глаза.
131 
