74 
Человек в коляске усмехнулся, но ничего не сказал.
Приободренный его молчанием, брюнет сделал несколько глотков вина и продолжил как ни в чем не бывало:
– А на десерт послушай вот что: исчез один из лучших сотрудников отдела Ерема Крымов. В последний раз, кстати, его видели вместе с Марком в здании центра. Ни на какие мысли не…
Но человек в коляске не дал ему закончить фразу, спросив вдруг резко и без обиняков:
– Зачем ты приехал сюда, Олег?
Уставившись на бокал в своих руках, брюнет некоторое время молчал. Его собеседник терпеливо ждал, устало прикрыв глаза и подставив обтянутое пергаментной кожей лицо первым лучам восходящего солнца.
– Я хочу просить у тебя разрешения начать внутреннее расследование, – наконец проговорил брюнет.
Было видно, что каждое слово дается ему с трудом, словно камень, который приходится из последних сил втаскивать в гору.
– Против моего сына? – уточнил человек в коляске.
Брюнет закусил губу. Потом одним глотком осушил остававшееся в бокале вино и бросил с вызовом:
– И моего брата, не забывай!.. Или ты думаешь, что такое решение ничего мне не стоило?
Уже тише он добавил:
– Я помню, что ты говорил о чести мундира, когда мы были еще пацанами.. Хорошо помню.
Глаза человека в коляске блеснули.
Возможно, от скупой отцовской слезы. А может, в них просто отразился солнечный луч.
– Это семейное дело, – наконец произнес он. – Постарайся, чтобы результаты твоего расследования не стали оружием в руках наших врагов. Я их достаточно нажил., а по наследству и вам передам немало.
Брюнет кивнул, щелчком пальцев отправил окурок в светло-зеленые волны, плескавшиеся у подножия утеса, и, сощурившись, долго-долго следил за его полетом – Я позвоню в Москву, – произнес человек в коляске. – Тебе никто не станет чинить препятствий. Будь уверен.
– Спасибо, отец, – ответил брюнет. – Сыр был просто превосходен Через пятнадцать минут за мной пришлют катер с Крита, поэтому, если позволишь, я пойду к гавани: отсюда ведь путь неблизкий Человек в коляске едва заметно кивнул.
– Ступай. – произнес он.
И, когда брюнет поднялся, чтобы идти, негромко добавил:
– Рад был тебя повидать, сын.
* * *
…Десять дней его пичкали регенераторами, стимуляторами и нутрицевтиками с такими названиями, каких не встретишь в аптеках. К концу второй недели в палату к Марку пришел его лечащий доктор, низенький розовощекий толстяк, посмотрел данные общефизического мониторинга, пощупал ногу и предплечье, удовлетворенно хмыкнул и разрешил ему встать.
Время от времени в голове у Марка все еще позванивали тибетские колокольцы, а перед глазами бросались взапуски разноцветные круги фосфорических расцветок. Несмотря на эти «спецэффекты», во второй половине дня, ближе к вечеру, он выбрался-таки из стационарного бокса, где, похоже, находился в гордом одиночестве, и вышел на незастекленную веранду, чтобы подышать свежим воздухом.
Дверь из прозрачного пластика, управляемая фотоэлементом, открылась автоматически при его приближении.
Оказавшись снаружи, он в первые секунды не поверил своим глазам: веранда нависала над самым склоном величественной сопки, у подножия которой, сверкая в косых лучах вечернего солнца, расстилалась ничем не замутненная озерная гладь.
С непривычки даже стало больно глазам. Зажмурившись, Марк сделал несколько шагов вперед и схватился за перила. Некоторое время он так и стоял, щурясь и разглядывая озеро, окруженное сопками, которые поросли вековым лесом. Воздух, холодный и свежий, распирал ему легкие и пьянил почище вина.
Потом на него как-то разом обрушились воспоминания.
Ужасный удар и калейдоскоп из земли и неба на треснувшем экране лобового стекла. Через секунду – яркая-яркая вспышка и темная-темная ночь. Боль…
В кувыркающейся машине тело Марка швыряло в разные стороны, словно тряпичную куклу, его голова колотилась обо все выступающие предметы. К счастью, ремень безопасности выдержал. Помогло и то, что пальцы, сомкнутые на рулевом колесе, так и не разжались. Он вспомнил, словно вырезанный из видеоклипа кадр, как их силой разгибали здоровенные небритые санитары..
От таких воспоминаний его замутило, стало труднее дышать. Ладони вспотели, а пальцы так впились в перила, что побелели костяшки. На мгновение показалось, что сейчас его вырвет прямо вниз, на все эти красоты.
Но почти сразу же тошнота прекратилась.
74 
