31 
— Что-о?! Я не ребенок, чтобы покупать меня дорогими игрушками!! Ничего из того, что ты сказала, не будет! Я не допущу!
— Кстати, о детях. Подумай о них. Эля привязана ко мне больше, чем к покойной матери. Кто позаботится о девочке лучше меня?
— Эля…
Он прислушался. Кажется, дети вернулись. Сережа водил сестренку на детский праздник, в коттедж на окраине поселка. Да, дети — это серьезно.
— Мы договорим потом, — пробормотал он и направился к двери.
— Тебе лучше поступить так, как советую я, — сказала вслед Лара.
Увы! Он не был в этом уверен! Но дети — это серьезно.
Влетев в гостиную, маленькая Эля первым делом спросила:
— А где Лара? Ой, там было так весело! Папа, ты знаешь…
Она начала взахлеб рассказывать о детском празднике. Он слушал рассеянно, не перебивая.
— Отец, пожрать чего-нибудь есть? — спросил Сережа-младший, появляясь в дверях кухни. — От сладкого мутит, супа горячего хочу. И где все? Разогреть бы.
Сабуров вспомнил, что Александра Антоновна отпросилась проведать внучку.
— Лара! — машинально крикнул он. И подумал — растет парень: стал нарочито грубоват, называет его не «папа», а «отец».
Последнее время все в доме кувырком. Александра Антоновна все чаще куда-то исчезает, Лара занята бредовой идеей. Жанна… А где Жанна?
Она вышла из кухни, видимо, была в своей комнате. Туда, в бывшую кладовку, можно было пройти только через кухню. Поспешно сказала:
— Я сейчас разогрею.
— А как твои ноги?
— Лучше.
Девушка опиралась на палку, которую в просторечии называют «бадиком». Когда научилась обходиться без костылей? Лара что-то кричала о комедиантстве. Что за безумный день! Так было тихо, спокойно!
…Поздно вечером, у себя в комнате, он попытался привести мысли в порядок. Фотографии, спасенные от огня, положил в прикроватную тумбу, где лежали письма покойной жены. Отправляясь на гастроли, в турне, продолжавшиеся порою месяц-два, безумная женщина никак не могла оставить его в покое. Ей мало было звонить чуть ли не каждый день. Забрасывала письмами, полными чепухи: когда встала, что ела на завтрак, что и где болит, какие идиоты, окружающие ее люди. Где только время находила! Должно быть, ночами писала, страдая бессонницей. И у Сабурова складывалось ощущение, что она никуда не уезжала, по-прежнему дома, в этой же комнате. Со своим вечным нытьем и проблемами. В молодости он ей отвечал. Такими же глупыми бесконечными письмами, полными чепухи. Но что это? На подушке — исписанный листок. Взял его и невольно вздрогнул, узнав почерк Маши. «Я помню, как однажды к нам в поселок…»
…Положив на подушку Сабурова исписанный непонятным летящим почерком листок, Жанна немного успокоилась. Мелкая, подлая месть, но все же. Стало немного легче. Сегодня она смогла подняться на второй этаж. Впервые в жизни. Великая сила — злость! Уж очень хотелось послушать, как они ругаются! Как Сабуров отчитывает Лару!
Оглядев его комнату, Жанна задумалась. Что же он за человек? Идеальный порядок, чистота. Мебели в комнате немного, она дорогая, но не вычурная. Кровать двуспальная, покрыта однотонным шелковым покрывалом. На ней они спали, Сабина и ее муж. На этой самой кровати… Она вдруг схватила подушку, прижала к лицу. Исписанный листок соскользнул на кровать. Подушка пахла одеколоном и еще чем-то сильным, мужским, пробивающимся сквозь запах парфюмерии. Она разволновалась. Бросила подушку в изголовье, положила на нее листок. И поспешно вышла из комнаты.
Потом она подслушивала под дверью комнаты Лары. Так вот в чем дело! Лара хочет не только Сабурова, но и славу великой певицы! И вдруг рядом раздались осторожные шаги. Жанна обернулась и увидела торжествующую Александру Антоновну.
— Т-с-с-с, — прижала та палец к губам. — Ругаются?
И, не стесняясь Жанны, Александра Антоновна прислонила ухо к замочной скважине. Покачала головой.
— Вот стерва, а? Пойдем, Жанночка, я тебе спуститься помогу. Сейчас дети придут. Элька увидит, тут же наябедничает. — Она помогла девушке преодолеть ступеньки. Внизу, у портрета Сабины, Александра Антоновна задержалась.
— Вот Сабиночка из гроба бы восстала? А?
— И что? — спросила Жанна.
— Захватчица. Стерва. — Александра Антоновна поджала губы. — А Сергей Васильевич будто слепой. Выгнал бы ее из дому — и дело с концом.
— Сам виноват!
— Да что ты, деточка! Сергей Васильевич человек правильный. И из себя мужчина видный. Нравится он тебе?
31 
