30 
Георгий Бекешин давно решил для себя этот вопрос. Он считал, что черепная коробка дана человеку в качестве надежного вместилища его главного сокровища – головного мозга, а вовсе не для того, чтобы прошибать ею стены, бодаться с противниками или, к примеру, колоть орехи. Глядя на некоторых своих знакомых, он невольно вспоминал когда-то увиденные в программе “В мире животных” кадры, где был заснят африканский буйвол. Огромная угольно-черная туша, нагнув голову с мощными, круто изогнутыми рогами, вздымая красную пыль, неслась вперед с невообразимой скоростью и вдруг, не замедляя самоубийственного бега, со всего маху втыкалась прикрытым толстой роговой броней лбом в дерево, замирая как вкопанная. И так раз за разом, просто от нечего делать или, может быть, от дурного настроения. Это была неприкрытая тупая мощь, на первый взгляд казавшаяся непобедимой, и Бекешин не сомневался, что при желании у него хватило бы сил и толщины черепа, чтобы делать свои дела точно таким же манером, но он все время помнил о том, что золотушные губастые негры, не умеющие ни читать, ни писать и разгуливающие по своей Африке практически нагишом, испокон веков пашут на буйволах свой краснозем и с аппетитом едят их мясо – едят и нахваливают и украшают толстыми рогатыми черепами свои слепленные из прутьев и навоза хижины.
Георгий Бекешин вовсе не хотел, чтобы его череп украшал чью-то хижину или даже дворец со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, и поэтому он стал думать, не прекращая, впрочем, своей коммерческой и производственной деятельности.
Идея пришла к нему внезапно. Новые идеи всегда приходили к нему так – казалось бы, неожиданно, с бухты-барахты, вдруг, словно ниспосланные свыше. На самом деле каждая такая идея была результатом кропотливой подспудной мыслительной деятельности, такой привычной, что даже сам Бекешин порой не отдавал себе в ней отчета. Внешне эта титаническая работа никак не проявлялась, и Бекешин раз за разом ставил в тупик свое ближайшее окружение, периодически появляясь по утрам в офисе с готовым планом. Все эти планы, как правило, нуждались в детальной проработке, правке, а порой и коренной переделке, но каждый содержал в себе зерно, обещавшее в очень скором времени дать обильный урожай хрустящих зеленых бумажек.
На сей раз Бекешина осенило вечером, когда он, удобно развалившись в мягком кожаном кресле со стаканом виски в одной руке и пультом дистанционного управления в другой, развлекался просмотром какой-то аналитической программы. Он просто обожал смотреть аналитические программы: его забавлял серьезный и даже хмурый вид, с которым их ведущие вешали лапшу на уши многомиллионной аудитории. Кроме того, Бекешин любил угадывать имя заказчика, оплатившего из своего глубокого кармана приготовление этой лапши. Это было весело, служило неплохой гимнастикой для ума и, кроме того, позволяло вовремя понять, откуда и в какую именно сторону в ближайшее время подует ветер.
Показывали скандал – очередной в бесконечном ряду скандалов, возникавших по той простой причине, что в тепловой и электрической энергии нуждались все без исключения, а платить за нее, особенно по расценкам поставщиков, не хотел никто. Освещение скандала было бездарным, ведущий, далеко переплюнув самого себя, сплошным потоком изрыгал благоглупости пополам с откровенной чушью. Весь этот винегрет был обильно сдобрен неудобопонятными специальными терминами и приправлен экономическим сленгом – для того, по всей видимости, чтобы окончательно запутать аудиторию. Это было скучно, и Бекешин нажатием кнопки на пульте отключил звук.
Честное озабоченное лицо ведущего на экране сменилось не менее честным и даже более озабоченным лицом рыжеволосого гражданина, хорошо известного всему населению огромной страны. Население не очень-то жаловало этого гражданина, но гражданин по этому поводу не переживал: он был очень неплохо упакован и вполне мог позволить себе плевать на общественное мнение с высокой колокольни, что он, по большому счету, и делал.
За спиной у этого всемогущего блондина шла какая-то суета, мелькали деловые костюмы, крахмальные сорочки, дорогие безвкусные галстуки и сытые, хорошо выбритые лица. Одно из этих лиц показалось Георгию Бекешину смутно-знакомым. Он слегка напрягся, вглядываясь в экран, но полузнакомое лицо мелькнуло и пропало за рамкой кадра, а потом пропала и лисья физиономия рыжего гражданина, сменившись мастерски снятой панорамой, призванной, похоже, наглядно доказать зрителю, что в России до сих пор сохранились электростанции и даже линии электропередач. Глядя на плывущие справа налево по экрану красиво подсвеченные заходящим солнцем решетчатые опоры ЛЭП, обремененные гроздьями стеклянных изоляторов и километрами дорогостоящих медного и алюминиевого проводов, Бекешин испытал короткий укол предчувствия, словно где-то внутри его мозга кто-то замкнул контакт. Он хорошо знал это ощущение и понял, что идея уже созрела и готова вылупиться – надо только отыскать в скорлупе уязвимое место и легонечко постучать по нему согнутым пальцем: путь свободен, выходи…
30 
