очень нудно 
120 
– Я что-то не понимаю, – честно сказал Комбат.
– Помнишь, Борис, я рассказывал тебе о команде Матроса, из-за которой тебе пришлось оставить Москву. Я обещал, что вскоре она будет разгромлена и ты окажешься в полной безопасности. Знаешь, я тогда сам верил своему обещанию. Почти год сотрудники вели разработку команды. Они вычислили трех звеньевых, самого Матроса, взяли с поличным рядовых членов банды. Но ее деятельность была налажена таким образом, что раздобыть улики против ключевых фигур оказалось невозможно. В ФСБ решили сменить тактику, и в это время сначала ты сообщил о работающем на бригаду киллере, а затем добрая треть ее исполнителей вышла из игры. Момент казался чрезвычайно благоприятным, и в команду внедрили нашего человека. Он поработал несколько дней, передал кое-что по мелочам и вдруг исчез. Честно говоря, тут виновато обычное разгильдяйство. Наш человек служил в Чечне, как выяснилось задним числом, один из членов банды тоже, и их пути неожиданно пересеклись. После нескольких дней тишины отпали всякие сомнения в том, что наш человек убит.
– Надо срочно взять их “чеченца” и допросить с пристрастием.
– Его убрали еще раньше. Хитрые, гады.
– А тот мокрушник, которого я описал? Через него можно запросто выйти на главаря.
– Мокрушник по-прежнему неуловим. Знаешь, даже ФСБ с ее штатами и средствами не может позволить себе вести круглосуточное наблюдение за третьестепенной фигурой преступного мира.
– Ну и ну. Если такое вытворяет третьестепенная фигура, что уж говорить о лидерах уголовников. Кстати, вы же арестовали инженера, Левшу! Они тоже могут дать ниточку к банде и самому Матросу.
– Увы, Левша мертв. Якобы во сне упал с верхних нар и свернул шею, ударившись о цементный пол. После этого инженер боится даже словом обмолвиться о бандитах. Наверное, кто-то из сокамерников рассказал ему об участи Левши и пригрозил сделать то же самое.
– Какой-то замкнутый круг получается! Скажи, Леонид Васильевич, при советской власти было легче работать?
– Мне сложнее. Ты ведь знаешь, чем я занимаюсь всю жизнь.
– Ну тогда милиции, судам, прокуратуре. Думаю, им уже поперек горла стала демократия, рыночные отношения.
– Но при чем здесь демократия, Борис? Разве с Большой Медведицы прилетели к нам Матрос, Левша, разные солоники, быковы, япончики? Или их заслало ЦРУ? Нет, они родились и выросли здесь, при советской власти. Как подумаешь, сколько мрази породил этот строй высшей социальной справедливости – оторопь берет. Даже когда главный разбойник – партия держала мертвой хваткой весь народ, наша преступность могла дать фору большинству европейских стран. И естественно, как только народ получил свободу, началась дикая вакханалия, которую предвидели только самые умные, а они у нас к руководящим должностям допускаются исключительно редко. Знаешь, уголовники всегда начинают первыми, но, к сожалению, и последнее слово все реже остается за нами.
– Выходит, людям надо переходить на самооборону?
– Золотые слова, Борис! Я, разумеется, имею в виду не всех россиян, а наш конкретный случай. Я говорил со своим другом из ФСБ, он гарантирует официальное прикрытие, если следователи начнут дотошно изучать твои будущие художества. Ведь у тебя свой счет к банде Матроса, да и Чащина могут выручить только их показания.
– С недавних пор не у меня к ним счет, а у них ко мне, – не без самодовольства обронил Рублев. – А насчет Петровича вы, безусловно, правы. Я вытрясу из этих гадов все до последнего слова.
– И припомни им смерть нашего товарища, Борис.
Глава 35
– Наташа, милая Наташа, я долго скрывал свое чувство, я прятал его за легкомысленными остротами, за якобы шутливыми признаниями, я говорил совсем о другом, когда дарил тебе цветы и бродил с тобой по улицам, но сейчас у меня нет больше сил скрывать свои чувства – я люблю тебя, милая Натальюшка.
Так говорил Коровин, стоя на коленях в своем номере и нежно держа девушку за руку.
– Встаньте, Григорий Адамович, мне даже неудобно. Что с вами? Вы, наверное, пьяны, – возмущалась Наташа, однако руку не вырывала.
– Да, я пьян, хотя уже неделю у меня во рту ни капли спиртного. Я пьян от любви к тебе, извини за банальность. Моя жизнь без тебя потеряла всякий смысл. Я сижу в своей роскошной квартире и думаю: зачем это мне одному; я захожу в свой магазин и не понимаю, ради чего здесь ежедневно зарабатывают для меня деньги; я вижу роскошные одежды на проходящих по улицам женщинах, и мне кажется, что эти наряды им достались по недоразумению, их должна носить ты. В моем городе миллионы людей, но без тебя я чувствую себя, будто на необитаемом острове. Я потерял сон, аппетит, даже интерес к работе. Все мне скучно, неинтересно, противно. Я умираю без тебя, Наташа!
120 
