102 
— Господи! Ты жив, ты на свободе! Давно приехал?
— Сегодня и сразу к тебе, — виновато улыбнулся Веденеев. — Ничего? Не слишком поздно?
— Не говори глупостей, проходи.
Первый шок у Коломийцева миновал, он вознамерился сделать хорошую мину при плохой игре.
— Сейчас выпьем с тобой. Знаешь за что? Нет, потом скажу, когда нальем.
Он познакомил Веденеева с женой и дочерью.
Представил как сослуживца, как настоящего героя, но ни словом не обмолвился о Катаре. Быстро отправил их с кухни и прикрыл дверь. Налил две рюмки, Веденееву от «широты души» с верхом, даже разлил чуть-чуть на скатерть.
— Давай за судьбу, за удачу. Рассказывай, черт побери! Я ведь без понятия…
— У меня рассказ долгий. Вначале ты. Расскажи, как встретили в Москве, какие были разговоры насчет нас с Володей.
— Прости, Олег, Христа ради. Но я же не виноват, что у меня был этот паспорт, а вам выписали только обычные. Сам посуди…
— Я ведь не о паспорте, я о другом спросил.
Тут Коломийцев понял, что гость обо всем знает, и сник, посерел лицом.
— Неважно выглядишь, пошли-ка на воздух.
Хозяин поднялся, глядя в пол, прошагал механически к двери, как заводной манекен. В прихожей красовался телефон, у него чесались руки позвонить, позвать на помощь. Но он прекрасно понимал, что гость такого не допустит.
На улице, за гаражами, он упал на колени.
— Прости, Олег. За все…
— Я многое могу понять. Но зачем ты нас с Володей обделал в своем отчете? Зачем возвел напраслину? Мы ведь нигде не напортачили.
— Нигде, Олег, нигде. Меня заставили. Если не вы напортачили, значит, сам пойми, начальство.
— Никто тебя не заставлял. Ты просто почуял, в какую сторону ветер дует.
— Прости, прости…
Коломийцев ловил снизу взгляд, и Олег почувствовал брезгливость.
— Встань, черт возьми. Ты же офицер!
— Встаю-встаю.
— Не трону я тебя, если напишешь рапорт и уйдешь с работы на все четыре стороны.
— Как я уйду? А семья?
— Найдешь другое место. Нельзя таких, как ты, держать в ФСБ.
— Дай мне хоть до конца года дотянуть.
— Завтра чтоб написал. Иначе пеняй на себя.
Олег так и не проверил, написал ли Коломийцев рапорт. В тот поздний вечер он понял, что не сделает ничего дурного бывшему сослуживцу, несмотря на все отвращение к этому человеку.
— «Отпустить всех троих к чертовой матери? — решал сейчас новую задачу капитан. — Это не капитуляция, просто корректировка плана».
Он думал о том, как объявить об этом заложникам. Как самому не попасться, когда они вылезут на свободу и немедленно захотят позвонить?
Старушки развлекали их песнями еще часа два с перерывами, потом наконец разбрелись по домам, погасив в клубе свет. Выбравшись из «коробки для шпрот» обратно в просторное помещение, все трое — Маша, Вероника и Денис — повалились на пол. Они давно уже держались в стоячем положении только за счет стенок. Приняв долгожданное лежачее, моментально заснули.
Теперь уже «золотая молодежь» вызывала у капитана только сочувствие. Ему даже жаль было будить их, чтобы сообщить важную новость. Пусть отоспятся, пусть встретят свободу завтра утром.
Уйти сейчас, пока они спят? Тогда уж точно освобождение не возымеет для него опасных последствий. Но это будет напоминать бегство. Заложники должны узнать, что он освободил их по своей воле. Важно сказать им на прощание несколько слов.
* * *
К тому времени, когда Слепой появился в Федюкове, заложники уже проснулись. Здесь, во флигеле, не было ничего, в том числе кроватей с матрацами. Единственным преимуществом был солнечный свет, пробивавшийся в окно сквозь зелень.
Капитан стоял у окна так, чтобы его не было заметно с улицы, наблюдал. Он перекатывал по нижней губе сигарету, но не закуривал — кто-то мог учуять на расстоянии сигаретный запах.
— Неужели никто не поет? — облегченно вздохнула Маша. — Только птицы. Какое счастье!
— Не напоминай, ради бога, — простонал Денис.
Веденеев хотел начать раньше, чем они успеют сцепиться снова.
— Минуту внимания. Нам с вами пришло время расстаться. Не буду долго объясняться по этому поводу. Когда вернетесь к себе, передайте одно: я не оставлю в покое МИД. Скоро я дам о себе знать.
«Пусть готовят заявления об уходе по собственному желанию», — хотел добавить он, но решил в такой момент не перегружать молодежь подробностями.
— Все, можете идти. Извиняться за причиненные неудобства не считаю нужным. У меня с МИДом состояние войны, а на войне все средства хороши.
102 
