очень нудно 
125 
Итак, поскользнувшийся и повредивший руку адвокат Лузгин вбежал в свою квартиру (это на сломанной-то ноге!), левой, здоровой рукой сдернул с антресолей дорожный чемодан, побросал туда какие-то носильные вещи, бритву, зубную щетку, туда же бросил все деньги, какие были в доме, включая и те, что хранились в тайнике под газовой плитой, заявил насмерть перепуганной жене, что должен срочно уехать по делам, и был таков. Куда именно он едет, по каким таким делам и, главное, на какой срок, господин адвокат не упомянул – вероятно, по рассеянности, – но зато не велел обращаться в милицию, поднимать на ноги знакомых и вообще предпринимать какие бы то ни было шаги к своему отысканию. Обещал, правда, позвонить, но вот до сих пор не звонит, и что думать по этому поводу, совершенно непонятно...
Зимина так и подмывало ляпнуть: "А что тут думать, устраивайся на работу, дура, и вообще привыкай к холостяцкой жизни", но ничего подобного он, разумеется, госпоже адвокатше говорить не стал. Вместо этого он пробормотал какие-то слова утешения: мол, мало ли что, всякое бывает, все обойдется, и раз обещал позвонить, то позвонит непременно, – поблагодарил за информацию, еще раз извинился за ранний звонок, вежливо распрощался и повесил трубку.
Уф!
Итак, Лузгин со всей очевидностью бежал – бежал без оглядки, как крыса с тонущего корабля, бросив на произвол судьбы и жену, и контору, и все нажитое непосильным трудом имущество. Бежал с битой мордой, с поврежденной рукой, а это могло означать только одно: что-то там не заладилось у него с Филатовым, раз он так нагло врал Зимину по телефону, а потом так поспешно рванул когти. Если бы не битая его морда и не эта поврежденная рука, Зимин решил бы, что господин адвокат его вульгарно кинул, присвоив себе все деньги Филатова целиком. А так...
Впрочем, эта драная кошка, мадам Лузгина, тоже могла соврать по наущению своего муженька. А муженек в это самое время мог преспокойно сидеть рядом с нею и в уме подсчитывать барыши. Хотя подсчитывать-то как раз было нечего: полтора миллиона – это полтора миллиона, сколько их ни пересчитывай...
Зимин скрипнул зубами. Как не вовремя он пустил все на самотек и ударился в загул! А с другой стороны, невозможно ведь уследить за всеми: и за Адреналином, и за Мироном, и за страшненьким Витьком, и за Лузгиным, и за Филатовым... Все они будто нарочно из кожи вон лезли, чтобы отравить Семену Зимину существование, а у него, у Зимина, была на них на всех только одна пара глаз. Одна пара глаз, одна голова и всего-навсего одна пара рук. Что же ему, разорваться? Возможно, не стоило хвататься за все сразу, одновременно... Так ведь он и не хватался! Кто хватался-то? Он, Зимин, спокойно и планомерно занимался Сидяковым, и тут на него посыпалось как из рога изобилия: сначала подполковник, потом Филатов со своими деньгами, потом Мирон, потом Адреналин с этой своей идиотской идеей продать фирму за тридцать тысяч какому-то ловкачу... А теперь вот Лузгин взял и сбежал, и где его искать – непонятно. И сбежал ли он на самом деле – тоже непонятно.
Не слишком быстрый, приземленный ум Зимина обладал свойством обостряться в критические моменты. И сейчас, не отвлекаясь на такую ерунду, как самоанализ, он спокойно и логично обдумал один вопрос: если предположить, что жена Лузгина говорила правду и что муженек ее бежал с пустыми руками и битой физиономией, преследуемый, по всей видимости, узнавшим о готовящемся кидняке Филатовым, то откуда ему, Филатову, могли стать известны планы господина адвоката? Может быть, во время своего первого визита он установил в конторе подслушивающее устройство? Возможно, но маловероятно. Это был бы весьма странный способ контролировать порядочность Лузгина.
Гораздо более правдоподобным Зимину показался другой вариант: подслушивающее устройство было установлено в конторе задолго до появления там Филатова. О, это было превосходное устройство, многоцелевое, автономное, не нуждавшееся в замене батареек и техническом обслуживании, самообучающееся, эффективное и с ласкающим глаз классическим дизайном. Оно могло принимать посетителей, отвечать на телефонные звонки, разбирать бумаги, управляться с компьютером и пылесосом, приносить кофе на серебряном подносике, подавать виски и все время держать ушки на макушке в ожидании своего часа. А когда час пробил, оно, это устройство, действуя согласно заложенной в него программе, продало подслушанную информацию тому, кто больше заплатил. Даже самая преданная любовница и самая вышколенная секретарша – это, прежде всего, человек, то есть, попросту говоря, подлая свинья.
125 
