ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>




  89  

На сей раз, однако, все вышло за привычные рамки. Пробежав глазами гордо поднесенные Морозовым рукописи, редактор сначала позеленел, потом покрылся неприятной голубизной, затем посинел, как удавленник, и наконец налился не слишком красивой, но все-таки более естественной багровой краской. Посидев так секунд десять, он вдруг грохнул кулаком по столу и тихо, в своей обычной интеллигентной манере спросил: «Да вы что, обалдели?!»

Это происшествие так сильно впечатлило Альберта Эммануиловича, что через два дня он, совершенно забыв о том, что дал подписку о невыезде, в спешном порядке убыл искать успокоения на остров Валаам. Узнав о его отъезде, следователь хотел было снарядить за ним погоню, но полковник Сорокин, переговорив предварительно с Илларионом Забродовым и ознакомившись со стихами, которые Альберт Эммануилович оставил в редакции многотиражки, отсоветовал ему это делать.

Лектор общества российско-бельгийской дружбы Игорь Владимирович Запольский на допросах разводил руками и качал головой с крайне растерянным и даже обиженным видом. «Я хотел понять, — говорил он следователю, существует ли на самом деле так называемая магия или все это сплошной обман и шарлатанство». — «Ну и как, — спросил присутствовавший при допросе свидетеля полковник Сорокин, — поняли?» — «Признаться, не совсем, — ответил Запольский, он же ЯХП. — Не успел, признаться. Господина Козинцева слишком быстро арестовали».

Сорокин рассматривал ЯХП как одного из наиболее вероятных кандидатов на роль маньяка-каннибала. Он был физически крепок, проживал здесь же, в микрорайоне, и при этом не то на самом деле являлся, не то умело прикидывался самодовольным идиотом с высшим образованием. Семьи у Запольского не было, зато у него, увы, было железное алиби: в ночь последнего убийства он был в гостях на противоположном конце Москвы. Вечеринка затянулась допоздна, и хозяева оставили Игоря Владимировича ночевать, аргументировав это тем, что дома его никто не ждет и что нечего посреди ночи тащиться через всю Москву на свидание с совершенно пустой квартирой. Кроме того, друзья Игоря Владимировича были наслышаны о каннибале и волновались за ЯХП. Люди Сорокина посетили их трижды, различными способами проверяя это алиби на прочность, пока друзья Запольского, наконец, не задали вполне резонный вопрос: «Вы что, в чем-то его подозреваете?» В ответ оставалось только махнуть рукой: алиби Запольского было действительно железным.

Припыленный очкарик Морозов тоже был ни при чем: в день последнего убийства его вообще не — было в городе. В поисках вдохновения он путешествовал по Москве-реке на теплоходе. Разосланные Сорокиным сотрудники нашли не меньше десятка пассажиров того самого теплохода, и все они подтвердили алиби Морозова: неугомонный Альберт Эммануилович основательно подпортил своим попутчикам впечатление от прогулки, завладев мегафоном и устроив поэтические чтения на прогулочной палубе.

Сорокадвухлетняя Вероника Васильевна Савченко, та самая крупнокалиберная дамочка, что покинула сборище на квартире Козинцева, отказавшись пожертвовать свою кровь какому-то деревянному болвану, как удалось выяснить, тоже была одинока. Предположения Пятого, Тюхи, а заодно и Иллариона Забродова относительно причин, которые привели Веронику Васильевну в квартиру Козинцева, оказались верны: Вероника Васильевна искала спутника жизни, прибегая в этом деле ко всем мыслимым и немыслимым способам. Подтвержденного свидетелями алиби у нее не было, но Илларион Забродов утверждал, что в тот вечер она явилась на сеанс с пустыми руками, даже без сумочки, а значит, подбросить в холодильник ничего не могла. «А на теле?» — спросил полковник Сорокин. «Что — на теле?» — не понял его Забродов. «На теле она не могла пронести в дом эту штуковину?» — «Ты ее когда-нибудь видел? — ответил Илларион. — Если она попытается спрятать под своим платьем спичку или, скажем, банкноту, то всякий, у кого есть глаза, с первого взгляда скажет: вот идет дама, у которой под платьем лежит спичка. Или банкнота. И потом, какой из нее людоед? Я могу допустить, что она расправлялась с молодыми девушками из ревности, — сама-то она, конечно, не красавица. Но участковый! Как она с ним справилась, ты можешь мне сказать?» — «Электрошокер», — коротко напомнил Сорокин, но тут же безнадежно махнул рукой: абсурдность подобного предположения была очевидной.

Поиски убийцы еще не зашли в тупик, но Сорокин отлично видел, что дела продвигаются в нежелательном направлении. Он мрачнел и раздражался. Вернувшаяся с дачи супруга подлила масла в огонь, сообщив, что за время их отсутствия в дачном домике побывали воры. Взломщики унесли лопату, грабли, топор, счетчик электроэнергии и две жестяные эмалированные кружки. До крайности раздосадованная таким хамством супруга в довольно жестких выражениях указала полковнику на то, что он работает не в НИИ, а в МУРе и что другой бы на его месте… Что сделал бы на его месте другой полковник милиции, Сорокин не дослушал: он вышел из комнаты, так громко хлопнув дверью, что супруга замолчала на полуслове. Она была хорошей женой и умела понимать намеки.

  89