18 
– Молодец! Соображаешь. Маленькая поправка: среди хороших фехтовальщиков. Среди очень хороших фехтовальщиков.
– Леха, беру свои слова назад, – засопел Барышев. – Насчет твоей интуиции. Это не бизнес. Понятно, что обе эти смерти связаны между собой. Ты просто не мог знать…
– Извинения принимаются.
Тут Барышев прищурился, глядя на пол, потом нагнулся со словами:
– А это еще что? Глянь, пуговица!
Алексей присел на корточки:
– Молодец, зрение хорошее! А я не увидел. Махонькая. Похоже, что от рубашки. От мужской. А самой рубашки я не вижу. Надо бы осмотреть гардероб Рощина.
– На ней вроде буковки какие-то. Нерусские.
– Из фирменного магазина вещь. Надо ребятам сказать.
– Дойдут до спальни – сами увидят. Не увидят – я скажу.
– Ты выяснил, что за дверь в конце коридора?
– Нет.
– Эх ты, сыщик! Ведь это же очень интересная дверь! Пошли.
Они вышли из спальни и двинулись по коридору. Толкнув следующую дверь, Алексей убедился: ванная комната. Метр стены и проход на кухню. Маленький коридорчик и скромных размеров помещение, похожее на пенал. Длинное и узкое. Он увидел плиту, холодильник, кухонный стол. На нем – приготовленный поднос с закусками. Бросалась в глаза бутылка дорогого виски. Так и есть: Рощин ждал гостя.
А вот и конец коридора. Эта железная дверь была заперта. Он понял: черный ход. До чего же они интересные, эти старые дома! Алексей покачал головой. Куда она ведет, лестница черного хода? Гость мог прийти через парадную, а мог прийти тайно. Это затрудняет расследование. Но вот это… Это его заметно облегчит. Он достал из кармана носовой платок, нагнулся и поднял с пола серебряный портсигар.
– Ух ты! – пришел в бурный восторг Серега. И было от чего!
Алексей осторожно открыл портсигар. Словно бы для того, чтобы окончательно снять с повестки дня вопрос об убийце Рощина, внутри была гравировка.
– «Любимому, дорогому, ненаглядному Валерику от Мани», – прочитал он вслух.
– Ага! – заорал Барышев. – Значит, мы вычислили и второго убийцу! Это был Белкин!
– Белкин был здесь, – поправил Алексей. – Не исключено, что был сегодня.
– И убил Рощина!
– А вот это еще надо доказать.
Все было так просто. Мушкетеры повздорили. Двадцать лет спустя. Самарин сбил машиной Волового, Валерий Белкин проткнул шпагой Рощина.
– У меня такое ощущение, что все эти «очевидные факты» нарочно выпирают наружу. Уж настолько все очевидно! Нам словно бы подсовывают и одного убийцу, и второго. Но так не бывает!
И тут в прихожей послышались голоса.
– О! Приехали, – сказал Барышев. – Ну, Леха, приступай к обязанностям понятого. Смотри, слушай…
Реприза
Второй раз Евгений Рощин женился по глупости.
Он только что получил долгожданную свободу: развелся с Милочкой. Состоялся скандальный раздел имущества, с криками, с битьем посуды, с тасканием его по судам.
Трехкомнатную квартиру в престижном районе, в которой они жили, пришлось разменять. Львиная доля, то есть хорошая двухкомнатная, досталась бывшей жене. Туда же переехал новый холодильник, японский цветной телевизор, вся мебель из зала и спальный гарнитур. Милочка уехала следом за грузовиком на серебристой «тойоте». Ключи от старых «Жигулей» достались Евгению Рощину. Он подбросил их в руке и улыбнулся: свобода! Осознанная необходимость, ради которой приходится жертвовать другими осознанными необходимостями. Холодильником, телевизором и видеомагнитофоном. В однокомнатную на окраине Москвы переехал без сожаления. Надо все начинать сначала. Он уже знал, как заработает большие деньги. Самое главное – у него есть имя. За десять лет Женька Рощин оброс связями, полезными знакомствами, журнальными и газетными статьями, в которых его имя мелькало рядом с именами людей влиятельных и знаменитых. Было жаркое лето, Москва плавилась под солнцем, как кусок сливочного масла, даже асфальт в городе был жирным и весь лоснился. Жара сводила людей с ума. Евгений Рощин принимал экзамены в театральный институт. Да, он достиг таких высот. Сам теперь решал, кому быть, а кому не быть. Она стояла у доски объявлений, спиной к нему. Светловолосая девочка в голубом сарафане. Лопатки торчали, чуть выше заканчивались белокурые локоны. Рощину показалось, что ей лет пятнадцать, не больше, такая она была худенькая и робкая. Он замер в дверях, ожидая, когда девочка обернется. Эти несколько минут были самыми сладкими в его жизни. Ради них он и сделал самую большую в жизни глупость.
18 
