129 
Комбат выстрелил, упал, перекатился и выстрелил снова. Одна пуля попала в плексигласовое забрало мотоциклетного шлема, украшавшего голову охранника, другая ударила в прикрытую бронежилетом грудь, заставив мертвого вертухая развернуться в падении.
– Броники, Иваныч! – крикнул Подберезский, с колена открывая огонь по галерее. Стоявший там охранник сплясал короткий танец смерти, тяжело кувыркнулся через перила и мешком рухнул прямо на ленту конвейера.
– Сам вижу, – процедил Борис Иванович, ныряя под прикрытие двухсотлитровой бочки со спиртом и выстрелом заставляя пригнуться одного из автоматчиков. – Сдавайтесь, уроды, пока всех не перебили! – прокричал он, перекрывая выстрелы, звон падающих на бетонный пол бутылок и чей-то истошный визг.
В ответ снова прогремела автоматная очередь. Пули пробарабанили по железному боку бочки, в воздухе остро запахло спиртом, фонтанчиками заструившимся из пробоин.
Борис Иванович обернулся и увидел Бакланова, который стоял в дверях, раз за разом прицельно стреляя из винтовки и даже не думая украшаться от свистевшего вокруг свинцового града. Он был спокоен и сосредоточен, как на стрельбище. Комбат видел, как в фанерной перегородке у него за спиной одно за другим возникали черные отверстия пулевых пробоин.
На голову и плечи Бакланова дождем сыпались щепки, но он стоял неподвижно, широко расставив ноги в поношенных армейских ботинках, наводя, стреляя, перезаряжая и снова наводя. Подберезский бил короткими очередями и хрипло орал на Бакланова, заставляя того лечь. «Смерти ищет, – подумал Комбат о Бакланове. – Вот псих! Будем живы – голову оторву!»
У Бакланова кончились патроны. Он спокойно выбросил опустевшую обойму, вынул из-за пояса новую и небрежным жестом профессионала загнал ее на место. Он уже начал поднимать винтовку к плечу, по-прежнему стоя во весь рост на самом видном месте, но тут какая-то молодая женщина в свисавшем грязными лохмотьями, когда-то белом просторном костюме, вскочив с пола, метнулась к нему и изо всех сил оттолкнула в сторону, врезавшись в Михаила всем своим мизерным весом и вцепившись в него обеими руками. За долю секунды до столкновения с галереи прозвучал одинокий выстрел, и Борис Иванович увидел, что пуля попала женщине в руку. «Ну что за баба! – с восторгом подумал Комбат, выскакивая из укрытия, чтобы видеть засевшего где-то у него над головой стрелка. – Ведь это Мишкина пуля была, верняк. Он на эту девчонку теперь до конца дней молиться должен.»
– А-а-а, черемисы! – раздался с галереи торжествующий вопль. – Попались, мать вашу! Я вас научу родину любить!
Борис Иванович посмотрел наверх и увидел огромного, толстого человека с распухшим испитым лицом и с бульдожьими щеками, покрытыми лиловой сеткой лопнувших сосудов. На человеке была невообразимо грязная, ветхая от старости офицерская рубашка и засаленные брюки защитного цвета. Его огромное брюхо колыхалось, как наполненный водой презерватив, в пухлом кулаке был зажат старенький «наган» – точно такой же, как и тот, из которого стрелял Борис Иванович. Толстяк казался совершенно обезумевшим.
В его свободной руке вдруг возникла бутылка водки.
Он зубами сорвал с нее колпачок, сделал богатырский глоток из горлышка и пальнул в Подберезского, хохоча и изрыгая матерную брань. Пуля ударила в казенник пулемета, выбив оружие из рук Подберезского и намертво заклинив затвор. Андрей ничком бросился на пол и откатился за станину конвейера.
Борис Иванович тщательно прицелился и спустил курок. Раздался сухой металлический щелчок. Комбат снова взвел курок и еще раз нажал на спуск, прежде чем до него дошло, что барабан «нагана» опустел.
– Что, черемис, патрончики-то тю-тю? – проорал сверху толстяк и прицелился в Бориса Ивановича, С холодной четкостью, которая присуща подобным моментам, Борис Иванович понял, что толстяк не промажет.
Раздался выстрел. Толстяк покачнулся, выронил бутылку, но устоял на ногах и снова прицелился в Комбата с тупым упорством безумца, решившего во что бы то ни стало довести свой замысел до конца. Откуда-то со стороны дверей опять донесся звук выстрела. Черемис оскалил зубы, несколько секунд постоял, все сильнее раскачиваясь взад-вперед и по-прежнему пытаясь удержать Бориса Ивановича на мушке, навалился всем своим чудовищным весом на хлипкие перила и вместе с ними обрушился вниз, с грохотом приземлившись на железные бочки со спиртом в двух шагах от Комбата.
129 
