Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
102 
– И так бы, что-нибудь придумали.
– Это точно, командир. Пойду умываться.
– Надеюсь, купаться не полезешь?
– Что ты, Иваныч, я еще не одичал, не спятил! Это только Гриша может в ледяной воде барахтаться. Я так, оботрусь снежком, чтобы пот смыть.
Дрова в печке трещали, еще не успев прогореть. Комбат лежал, поглядывая на маленькое окошко, на яркий солнечный свет.
«Ладно, надо вставать», – решил он и тоже быстро, по-военному, не давая себе опомниться, соскочил с нар на чисто вымытый пол.
– Ox, холодина какая! – тут же пробурчал он, выскакивая на улицу.
Минут через двадцать Подберезский и Комбат уже сидели за столом, крепко сделанном, из широких досок, и пили круто заваренный чай, отрезая большими ломтями мясо, посыпая его солью.
– Вкусно невероятно! – сказал Подберезский.
– А Гриша обещал угостить нас рыбой.
– Если обещал, то угостит, – ответил Подберезский, смачно жуя розовое, подкопченное мясо.
– Вот уж не дума;?, что здесь будет так хорошо.
– А на что ты рассчитывал – на ресторан с музыкой?
– Зная Бурлака, на ресторан я не рассчитывал.
– И на девиц не рассчитывал, а, Комбат? – захохотал Андрей.
– И на девиц не рассчитывал.
– Чем бы заняться? – закончив завтрак, спросил Подберезский, поглядывая на окошко, выходившее на бурную реку.
– Дровами займись, голубчик.
– А ты чем займешься, Комбат?
– Я? – Рублев пожал широкими плечами. – Хочешь, тебе помогу?
– Да мы уж с тобой дров накололи – на будущую зиму хватит, а то и на пару лет.
– Кому-то будет хорошо.
– Егерю повезло, Гришиному другу.
– Ну, значит, ему и повезло. Пойду поработаю, что-то лежать не хочется.
– А чего Бурлак тебя не разбудил или меня? – спросил Комбат.
– На хрен мы ему нужны на охоте, Иваныч!
Он же ходит один, бесшумно, веточка не треснет.
А возьми тебя или меня, все испортим и никакой охоты не получится. На зверя ходить – не в разведку.
– Да уж, ты и скажешь! Мы же с тобой тоже не лыком шиты, кое-что умеем.
– Мы с тобой, Комбат, воевать научились, а вот охотники из нас – никакие.
– Да, тут Гриша фору нам даст. Ладно, займусь едой. Мяса у нас навалом, надо хоть что-нибудь приготовить, – сказал Рублев, оглядывая чисто вымытые котелки и кастрюли.
– Вот и займись. Только не делай, пожалуйста, Иваныч, свое мясо «по-рублевски», что-то оно мне надоело.
– Не хочешь – ешь сырое.
– Я не против, – сказал Подберезский и вышел в низенькую дверь.
Комбат прихватил два ведра и по узкой тропинке – двоим не разминуться – направился к реке, чтобы набрать воды и заняться стряпней.
А Подберезский махал тяжелым топором.
Слышались звонкие удары и хохот Андрюхи:
– Э-ка, как я тебя развалил, – приговаривал он, раскалывая очередную толстую, суковатую чурку, – будешь гореть, как миленькая! Будешь тепло людям давать. Неча зря валяться.
Комбат ухмыльнулся, слушая безобидные возгласы друга и неторопливо двинулся к реке.
– Дуреет он от свежего воздуха и от свободы.
Все шло вроде бы хорошо. Но чего-то явно не хватало, и Комбат пытался решить, чего же именно не хватает в его, таком неожиданном отпуске. И тут же улыбнулся сам себе: не хватало приключений. Ведь Комбат привык, что жизнь подбрасывает ему всяческие штучки, загоняет в невероятные ситуации, из которых приходится выбираться.
А пока все шло гладко. Проснулся, поел, сходил на охоту, пострелял, вернулся, поел, выпил немного, поговорил с ребятами о том, о сем.
Вспомнили былое, спели негромко, глядя на огонь в печке, на пылающие поленья. Еще выпили, покурили, сходили к реке, прошлись по тайге. Затем опять вернулись, выпили, покурили, поговорили.
В общем-то, в такой жизни тоже была своя прелесть. Не все же лезть в петлю, подставлять головы под пули! Иногда надо отдохнуть, расслабиться и не ожидать нападения, выстрела, удара ножом.
В общем, здесь, наверное, оставалось одно единственное место в стране, где о Комбате и его ребятах все напрочь забыли, и они никому не нужны, предоставлены лишь сами себе.
Когда Комбат спускался к реке, то сначала услышал, а затем увидел, как далеко над голубоватым горизонтом, километрах в трех-четырех низко пронесся над тайгой тяжелый военный вертолет. Комбат сразу же по шуму двигателя определил марку машины.
«На таких я полетал. И в Афгане пришлось, да и потом».
Он зачерпнул холодной воды, легко поднял ведра и неторопливо, стараясь ступать осторожно, чтобы не поскользнуться, двинулся вверх.
102 
