94. АВТОПИЛОТ

И умный, бодро проснувшийся автопилот в голове. И точность одиночных пучковых выстрелов в мелькнувшие, только наметившиеся тени, еще не отобразившиеся в мозгах, и неопознанные силуэты. И запрет фиксации уже павших, свалившихся поперек пути. И лишь иногда расточительная, веерная обработка подозрительной темени раскинутого впереди коридора. И совсем редко по особо прытким, аномально быстро прячущимся шлемам — короткие, без замаха, выпады электродетонаторных гранат в таинственные туннельные развилки. И только иногда прерывание постоянства движений паузами — снятие с раскинутых на дороге тел — вовсе не скальпов — обойм, новых и новых обойм к непривычным, подобранным когда-то, полчаса назад, и уже сроднившимся с руками иглометам. И снова вперед, в узость лестниц, сквозь бесконечность коридоров враждебной, великанской машины. И если бог Эрр подсобит, то к выходу отсюда, из теплой пасти «свиньи», к далекой темноте холодной радиоактивности мира. И канувшее в прошлое, но определившее теперешнюю позицию решение — двигаться назад по уже пройденному маршруту, ибо неминуемость опасности в любом из направлений однозначна, а вот вероятность заблудиться все-таки чуть-чуть меньше. Однако оно вершится — автопилот в голове работает. Может, сказываются таящиеся инстинкты — далекие тысячелетия пещерной жизни человечества Геи?

И Лумис Диностарио идет вперед. Сзади — прикрытые кем-то тылы. Здесь — сдвинутый в сторону, мешающий дышать респиратор и шарящие в поиске целей зрачки и такие же маленькие и черные, как зрачки, микрожерла иглометных стволов. А иногда, отработанно прикрывая командира, броски вперед, в особо подозрительную неизвестность, младших товарищей по борьбе. Справедливо ли это? Смотря с какой точки зрения, но явно рационально со стороны перспективы, ведь по отсекам брашской «свиноматки» еще идти и идти.

Что они и делают.

95. НА ПОВОДКЕ

— Пропустите нас для переговоров! — с надрывом орал своим порядком севшим командирским голосом Мурашу-Дид. Он уже не совсем понимал, что происходит вокруг. Это путешествие в качестве пленного проводника его окончательно надорвало. Дважды он попытался ерепениться, по собственной инициативе вести переговоры с захватившей его отставшей в развитии расой. Кончались они неизменно одинаково — его немножечко, но весьма болезненно били и даже чуточку резали. А однажды ему просто взяли и скрутили мизинец. Теперь он болтался на руке независимым предметом, но явно имел связь с остальным организмом — очень активно излучал болевые импульсы. После столь убедительных доводов Мурашу-Дид полностью дезориентировался.

— Кого это — вас?! — спросили из коридорных окрестностей «купола» почему-то женским голосом.

Комитетчику подсказывали, относительно разборчиво шепча на браши в покуда не отшибленное правое ухо, и тут же тыкали ножичком сквозь неоднократно проткнутые многослойные штаны прямо в промежность. Вообще-то теперь «баки» могли и не унижаться до разговора на его языке. После первичного инерционного отмалчивания он резко и достаточно связно заговорил на эйрарбакском, ведь когда-то в далеком ордене Честного Меча его этому учили: какой из тебя расовый наблюдатель без освоения языка враждебной, приговоренной эволюцией расы? Но, возможно, сейчас имперский спецназ не желал рисковать, опасаясь слишком свободного, обнажающего планы перевода? Все могло быть.

— Они всего лишь хотят покинуть «Ящер» живыми! — прокричал по шпаргалке Мурашу-Дид. Кричал он громко потому, что те, с кем он говорил, предположительно стояли за железными выступами стен. — Пропустите их! Как только мы выполним их очень скромные требования, они уйдут!

— Кто ты такой, предатель? — заинтересовались оттуда, с окрестностей «штаба-купола».

— Отвечай, — процедил в ухо эрэнкашнику прячущийся за его туловищем северный абориген. Можно было радоваться, этого маленького он боялся не так сильно, как того первого, большого, хотя вовсе не он сделал из его пальца шуруп.

— Я Мурашу-Дид, председатель РНК!

— А чего это ты с врагами в обнимку? — Там засмеялись, и, кстати, опять женские голоса.

— Да я… — хотел сказать комитетчик самостоятельно, но, снова чувствуя лезвие между ног, замолк, слушая суфлера рядом. — Меня отпустят в обмен на небольшое количество продовольствия. Я заложник.

  192