очень нудно 
49 
— В уэде саддукеев обнаружилось столько свидетельств! Столько, что они проливают свет на все kerygma раннего христианства. Теперь мы знаем столь много. Павел ни в коем случае не говорил образно. Человек воскресает из мертвых в буквальном смысле. У них была методика. Это была целая наука. Сегодня мы назвали бы ее медициной. У них был энохи, там, в уэде.
— Гриб.
Он пристально посмотрел на меня:
— Да, энохи — гриб.
— Хлеб и отвар.
— Да.
— Но теперь его нет.
— У нас есть причастие.
— Но и ты, и я знаем, что в нем, в причастии, нет того содержания. Это как карго-культ,[65] когда туземцы строят имитации самолетов.
— Не совсем.
— И на сколько они отличаются?
— Святой Дух… — Он оборвал себя.
— Именно это я и имею в виду.
— Я убежден, что за возвращение Джеффа мы обязаны Святому Духу.
— Тогда ты считаешь, что Святой Дух действительно до сих пор существует, что он всегда существовал и что он есть Бог, одна из форм Бога.
— Да, теперь считаю, — ответил Тим. — Теперь, когда я узрел свидетельства. Я не верил, пока не увидел свидетельств — часы, останавливавшиеся на времени смерти Джеффа, опаленные волосы Кирстен, разбитые зеркала, булавки под ее ногтями. Ты тогда видела ее разбросанную одежду. Ты вошла и сама увидела. Это сделали не мы. И никто из живых не делал этого. Мы не фабриковали свидетельств. Ты считаешь, что мы могли бы пойти на это, на мошенничество?
— Нет.
— А в тот день, когда с полки повыскакивали книги и упали на пол — здесь ведь никого не было. Ты видела это своими глазами.
— Как ты думаешь, энохи все еще существует? — спросила я.
— Не знаю. В Восьмой книге «Естественной истории» Плиния Старшего упоминается гриб vita verna. Он жил в первом, веке… Почти как раз в то время. И при этом он отнюдь не ссылается на Теофраста. Он сам видел этот гриб, будучи непосредственно знаком с римскими садами. Это может быть энохи. Но это только предположение. Жаль, что мы не знаем наверняка. — А затем он по своему обыкновению сменил тему. Ум Тима Арчера никогда долго не задерживался на одном вопросе. — Ведь у Билла шизофрения, так?
— Да.
— Но он может зарабатывать на жизнь.
— Когда не в больнице или когда не уходит в себя перед больницей.
— Сейчас, кажется, его состояние вполне неплохое. Но я заметил неспособность теоретизировать.
— У него сложности с абстрагированием.
— Хотелось бы знать, где и как он кончит. Прогноз… неутешителен, говорит Кирстен.
— Просто ноль. Прогноз излечения — ноль. Но он достаточно сообразителен, чтобы держаться подальше от наркотиков.
— У него нет преимущества образования.
— Сомневаюсь, что образование такое уж преимущество. Все, что я делаю, — работаю в магазине грампластинок. И меня взяли туда отнюдь не из-за того, что я чему-то научилась на кафедре английского языка Калифорнийского университета.
— Я хотел спросить тебя, какую запись «Фиделио» Бетховена нам лучше приобрести.
— Где дирижирует Клемперер. Изданную «Эйнджел Рекордз». С Кристой Людвиг в партии Леоноры.
— Обожаю ее арию.
— «О лютый зверь»? Да, она поет очень хорошо. Но ничто не сравнится с записью Фриды Лейдер, сделанной много лет назад. Это коллекционный экземпляр… Возможно, запись переиздали на пластинке, но я никогда ее не видела. Я как-то услышала ее на КПФА, уже очень давно. Никогда не забуду.
— Бетховен был величайшим гением, величайшим творческим художником, которого когда-либо видел свет. Он преобразил представление человека о самом себе.
— Да, — согласилась я. — Заключенные в «Фиделио», когда их выпускают на свободу… Это один из самых красивых пассажей во всей музыке.
— Он выходит за рамки красоты. Здесь затрагивается представление о природе самой свободы. Как же такое возможно, что совершенно абстрактная музыка вроде его поздних квартетов может без всяких слов воздействовать в людях на их знание о самих себе, на их онтологическую природу? Шопенгауэр считал, что искусство, и особенно музыка, обладало… обладает силой вызывать желание, беспричинное, навязчивое желание обернуться на себя и в себя и отказаться от всех устремлений. Он рассматривал это как религиозный опыт, хотя и временный. Каким-то образом искусство, каким-то образом музыка обладают силой преображать человека из иррационального существа в некое рациональное, более не идущее на поводу у биологических импульсов — импульсов, которые уже по определению не могут быть удовлетворительными. Помню, как я впервые услышал финал Тринадцатого струнного квартета Бетховена — не «Grosse Fuge», а аллегро, которое он позже поставил вместо «Grosse Fuge». Такая небольшая необычная вещь, это аллегро… такая живая и светлая, такая солнечная.
49 
