Лёгкий, ненавязчивый романчик 
67 
– Тебе пока причитается только полтинник, – напомнил Глеб и взял купюру пальцами так, словно собирался разорвать ее пополам.
Такого глумления над деньгами электрик Кузьменков не мог вынести, сердце готово было остановиться.
– Вспомнил, я еще вспомнил! – он уже не обманывал, а действительно лихорадочно вспоминал. – Эта баба, Эмма…
– Проститутка? – уточнил Сиверов.
– Ну да, она не местная, не питерская.
– Откуда знаешь?
– Во-первых, говорок такой, как у вас у всех, – московский.
Сиверов отметил, что уже второй раз за последние несколько дней ему сказали про его московский говор. И где? В Питере, в родном городе.
– А во-вторых…
– Я билет у нее видел на поезд – на московский. Да и с сумкой она приезжала. Местные с таким багажом трахаться не ходят. Щетку зубную в карман сунут, да упаковку презервативов – вот и весь багаж.
– Логично рассуждаешь, – Сиверов помахал купюрой перед носом электрика. – Спас ты Бенджамина от четвертования.
– Кого-кого? – не понял Кузьменков.
– Да вот этого мужика в халате с меховым воротником, – Глеб ткнул пальцем в портрет на банкноте. – Отец нации, между прочим.
– А я подумал, что вас так зовут. Еще удивился, чего это вы так хорошо по-русски говорите!
Глеб рассмеялся. Электрик оказался безобидным малым, и даже забавлял своей непосредственностью. Кузьменков последние дни жил предчувствием отпуска, всего четыре денька осталось доработать, а там – к тетке в Карелию рыбу ловить. И хрен кто узнает, что он разболтал о проститутке и о фотографе. Правда, была еще одна вещь, о которой электрик Кузьменков не обмолвился ни словом: кофр с аппаратурой фотографа стоял у него в каптерке, надежно спрятанный за ящиком с перегоревшими люминесцентными лампами, которые по инструкции нужно сдавать на завод для переработки. Естественно, никто из начальства об этом не побеспокоился, и лампы преспокойно пылились под верстаком второй год.
– Кстати, а как тебя зовут? – с дружелюбной улыбкой протягивая сотку, спросил Глеб.
– Николай.
– А фамилия?
– Зачем вам?
– Для отчетности, чтобы в записную книжку записать, кому я сотку отдал.
– А… – расплылся в улыбке Кузьменков, но к деньгам прикасаться пока боялся. – Кто эти записи смотреть будет?
– Только я.
Электрик все еще колебался.
– Мне же твою фамилию узнать – раз плюнуть. Вышел в коридор и спросил у дежурной.
– Да уж, точно. Кузьменков моя фамилия, Николай Петрович.
– А моя – Молчанов.
– Я бы тоже мог узнать, – с ощущением собственной важности заметил электрик, – достаточно заглянуть в книгу регистрации посетителей.
– Ну вот, теперь у нас тайн друг от друга нет.
Точно нет?
– Точно! – с готовностью ответил электрик.
– Я бы тебе посоветовал, Николай Петрович, смыться куда-нибудь недельки на три, от греха подальше.
– Это еще зачем?
– Вдруг передумаю и вернусь?
– Валяйте, – осклабился электрик, показывая неровные зубы, – еще сотку заработаю.
– Лучше уж тебе уехать. Хотя, в общем-то, сам о себе побеспокойся. Ну, чего расселся?
Николай не мог поверить, что его отпускают, не причинив никакого вреда, да еще с деньгами.
– Может, вам лампочки в номере заменить? – он покосился на погасшую трубку с черными концами.
– Я и в темноте вижу.
Николай принял это за шутку, рассмеялся и на прощание даже подал Глебу руку, словно они расставались друзьями, партнерами, которые только что строили планы на будущее.
– Спокойной ночи, я пошел. Если что – вызывайте, я сегодня дежурю до утра.
Довольный Кузьменков спустился в каптерку и оттуда покосился на свет в окне сорок второго номера, где сначала чуть не расстался с жизнью, а потом приобрел сто долларов.
"Так хреново начиналось, а кончилось неплохо, – он достал сотку, посмотрел на свет, вроде бы, все в порядке. Поскреб ногтем рельефную надпись, буквы держались крепко, не сковырнешь. – Настоящая, не обманул. Вот и заработал. Три минуты страха, и сотка в кармане. В отпуске пригодится.
Правда, за эти три минуты я чуть заикой не стал.
Ну да ничего, все хорошо, что хорошо кончается. А кончилось ли?"
Он помрачнел. Эти деньги были разовыми. Постоянно ему платили другие люди, и перед ними существовали обязательства.
Кузьменков присел, выдвинул ящик с перегоревшими лампами, с отвращением посмотрел на кофр. Он вспомнил леденящий душу страх, когда его допрашивал человек из ФСБ, вспомнил, как чуть не рассказал про фотоаппаратуру, спрятанную в каптерке. Эдуард обещал в скором времени забрать аппаратуру, но это «скорое время» никак не наступало. Уже больше двух недель прошло, а она все пылилась за коробками.
67 
