Последние отзывы

  92  

Я пригладила еще не совсем просохшие волосы, и она повела меня к игуменье.

Вблизи «башня» производила странное впечатление. Прямо на гравийную площадку перед нею выходила когда-то находившаяся внутри здания старинная дубовая лестница с чугунной оградой и медными перилами, начищенными до золотого блеска. Под лестницей была дверь, которая вела в уцелевшую часть первого этажа.

– Тут у нас всегда была маленькая церковь, вот она и сохранилась, – сказала сестра Дарья. Она повела меня на второй этаж. Здесь была довольно большая лестничная площадка почти сплошь заставленная большими старинными книжными шкафами.

– Это наша библиотека. Когда-то было еще две большие комнаты, но одна разрушена, а в другой теперь живут сестры. Наша мать Наталья плачет, что книги хранятся почти на открытом воздухе, но больше их негде держать. Слава Богу, что хоть под крышей и в шкафах, скоро и этого не будет.

На площадку выходило несколько дверей, к одной из них сестра Дарья и подвела меня.

– Это игуменская. Молитвами святых отец… – опять запела она.

– Аминь! – отозвались из-за двери, и мы вошли в игуменскую. Это была совсем небольшая, донельзя загроможденная комната с двумя большими окнами; было видно, что сюда сносили уцелевшие вещи из других помещений. В глаза мне сразу бросился мраморный камин, на котором стояли иконы и медные подсвечники с обгоревшими свечами. За такие подсвечники ди Корти-старший отдал бы вагон макарон. Посреди комнаты стоял не менее чем двухсотлетнего возраста, но отлично сохранившийся овальный ореховый стол, а вокруг – стулья с высокими спинками, обтянутые пересохшей и потертой тисненой кожей: у противоположной от входа стены громоздилась самая настоящая фисгармония, заваленная книгами и нотами. На стенах висели иконы и портреты старичков и старушек в монашеских одеждах. Под большой расшитой бисером и шелками иконой Божией Матери на цепочке висела лампадка. В нише стояла кровать, а над нею, в несколько рядов – снова иконы, иконы, и среди них много старинных, в золотых и серебряных окладах.

За столом сидели мать Евдокия и полная монахиня с круглым детским лицом и большим золотым крестом на груди.

– Это матушка, – шепнула мне сестра Дарья. – Подойдите под благословение!

Я не поняла, где находится это «благословение», под которое я должна подойти, и осталась стоять в дверях. Мать Евдокия подняла голову и выручила меня:

– А вот и вы! Матушка, это Кассандра, или Сандра, или Санечка, – прошу любить и жаловать. Сандра, познакомьтесь с нашей игуменьей, матушкой Руфиной. – Будем любить и жаловать Санечку! – сказала игуменья. – Как же вы похожи на бабушку, дорогая моя. Проходите, садитесь к столу, мы вас сейчас покормим чем Бог послал. Остра Дарьи, поди скажи на кухне, чтобы нашим путешественницам поскорей несли обед. И достань из буфета коробочку с настоящим чаем, отнесешь его на кухню – пусть сестры заварят ложечку для дорогой гостьи.

– Это тот чай, который архиерейский, матушка?

– Вот-вот, архиерейский. Не жадничай, останется и на приезд владыки. Ты знаешь ли, сестра Дарья, что нам привезла Санечка? Двадцать шесть коробок макарон!

– Ой, матушка, правда? Бегу на кухню! – Сестра Дарья развернулась на одной ноге и бросилась вон, но в дверях обернулась и радостно объявила: – Если б я знала, что они столько макарон привезли, я бы им сразу ворота открывать не стала. Я бы сначала к нашей колокольне сбегала и встретила их архиерейским звоном!

– С тебя станет, озорница! Ну, беги, беги…

Обед нам подали бедненький: какой-то жидкий овощной супчик и немного вареной картошки, посыпанной петрушкой и укропом. Но зато тарелки были фарфоровые, а ложки и вилки – серебряные. Тоже архиерейские, наверно. А вот хваленый чай был и вправду хорош – крепкий, душистый, он сразу взбодрил меня и снял усталость. И только выпив половину своей чашки, я обнаружила, что игуменья с матерью Евдокией наливают себе из другого чайника бледно-зеленый чай с запахом мяты. Вот так, значит, для меня архиерейский чай, а сами пьют какую-то травку!

Пока я сидела за столом и рассказывала игуменье, сак живет бабушка, нас посещали монашки. Сначала дверь игуменской с легким скрипом приоткрылась на щелочку, и оттуда высунулся маленький остренький носик.

– Что тебе, мать Тамара? – спросила игуменья, как мне показалось, даже не обернувшись.

– Да я так, матушка… Я только хотела взглянуть на внучку Елизаветы Николаевны.

  92