78 
Маметкуль чувствовал себя обреченным. Его провезли по Туре, по зеленым просторам Зауралья – но ни татары, ни вогулы, ни остяки даже не вышли хоть издалека взглянуть на него. Все быстро зарастало быльем. И тут понял Маметкуль: былое ушло навсегда и не воротится вновь.
Свобода – очень странная штука.
Всяк из вас старается заполучить ее, удержать во что бы то ни стало… Но вот она в руках, а вместо желанной жар-птицы держишь костлявую монашку. Вот и Машкову со товарищами еще предстояло понять истину сию, едва они оказались в Пермских землях.
За спиной у них был нелегкий путь через Пояс Каменный, вдоль берегов Чусовой, реки, ставшей воротами в Сибирь. И вот тут-то обозные мужики принесли им первые тревожные новости:
– У нас и летом нынче холодно! – честно сказал обозный возница Машкову, оглядев его разодранную монашескую рясу. – Не знаю, откуда ты бредешь, батюшка, вот и дивлюсь, чего ж ты, поп, а без бороды ходишь…
– А она у меня вшей была полна! – заявил Машков, не давая времени вмешаться Лупину. – Сибирских вшей, ядреных! Мне что, их с собой на Русь тащить следовало? Ну, уж нет! Вот и пожертвовал я своей бородой, чтобы Русь в чистоте оставить!
– Ага! Расскажешь это стрельцам царским! – обозный с сомнением посмотрел на Ивана Матвеевича. – Вся земля наводнена нонами самозваными, От деревни к деревне бродят, проповедуют и воруют безбожно! Новый лихой люд пошел, ничего святого не осталось! Вот стрельцы и ловят всякого, а там и казнят, не задумаются! А чего им, стрельцам, долгого разбираться? Тaк что ты, отче, побереги себя!
– Вот и попади, как кур в ощип, – вздохнул Машков, глядя вслед обозному крестьянину. – Ну, и чему ты у Вакулы Васильевича научился, батя?
– Материться по-черному пить и баб для понатаскать! – мрачно усмехнулся Лупин. – Так что точно заметут нас стрельцы!
Машков оглядел свой наряд. Грязная, вся в пятнах, драная ряса. Когда светило солнце, тело бесстыдно просвечивало в прорехи.
– Мне новая одежа нужна, батя!
– Но как? Ежели мы ж деревню какую пойдем, нас мигом сдадут стрельцам! – вздохнула Марьянка. – Сами ж только что слышали: селяне им помогают, самозваных попов в отместку ловят!
– Ну, а что делать-то тогда? – возмутился Машков. – Тогда одежду украсть надобно! Я ж всегда говорил: взять лучше, чем испрашивать…
– Иван Матвеевич… – укоризненно протянула Марьянка. – Так ли может печник честный рассуждать?
– Лупин, батя, она мне просто сердце из груди вырывает, едреный корень! – жалобно простонал Машков. – Может, хоть ты чего дельного насоветуешь, батя?
– Я бы один дальше поехал, осмотрелся, – ответил Александр Григорьевич. – Один-то я не попадусь. Заодно и одежонку тебе присмотрю, – он задумчиво глянул на Машкова, потом перевел взгляд на Марьянку. – Вот оно, это прекрасное слово – свобода! – вздохнул тяжко старик. – В Сибири тебя хотел убить Ермак, в России об этом царь-государь, судя по всему, мечтает, потому что ты посупостатничал вдосталь когда-то на Дону, да Волге, а в пермской земле тебя повесят, потому что ты – поп самозваный. Куда бы ты нос, Иван Матвеевич, не сунул, везде – беда! Тяжело же нам будет спокойное местечко для жизни найти!
– В Москве и найдём, – спокойно сказала Марьянка. – Там никто у нас не спросит, кто такие да откуда пожаловали.
– Москва, тю! – Лупин упрямо глядел в сторону. Леса и каменистые прогалины, Чусовая, впадающая где-то далеко в Каму, места, где всяк себя вольным чувствует, но только нет здесь воли для Машкова. – Ты хоть знаешь, дочушка, где Москва-то? Сколько верст преодолеть придется? Тысячи верст с гаком, а гак тот с версту будет… Да и доберемся ли мы еще до Москвы-то?
– Никак ты боишься, папенька? – Марьянка обняла Машкова за плечи, прижалась к нему крепко, а он пощадил ее по волосам задумчиво. Иван вглядывался в даль, и уголок его рта чуть подрагивал. – Мы до Сибири добрались и из Сибири на Русь вернулись. Вот и до Москвы доберемся… Мы всего добьемся, всего в этом мире удивительном достичь сможем, ибо мы любим… Любим!
Глава двенадцатая
КОНЕЦ ИСТОРИИ
18 марта 1584 года, Москва
День стоял теплый, весенний, слишком даже теплый для Москвы. В день сей государь Иван Васильевич Грозный сидел за столом вместе, со своим другом, боярином Богданом Вельским, и играл в шахматы.
Еще намедни по указу Ивана Васильевича разослали по всем монастырям грамоты. А в них написано: «В великую и пречестную обитель, святым и преподобным инокам, священникам, дьяконам, старцам соборным, служебникам, клирошанам, лежням и по кельям всему братству: преподобию ног ваших касаясь, князь великий Иван Васильевич челом бьет, молясь и припадая преподобию вашему, чтоб вы пожаловали о моем окаянстве соборно и по кельям молили Бога и пречистую Богородицу, дабы Господь Бог и пречистая Богородица, ваших ради святых молитв, моему окаянству отпущение грехов даровали, от настоящих смертных болезней освободили и здравие дали…»
78 
