2 
Церемония приветствия тоже вся на многозначительных нюансах. Всем пожали руки, а вас проигнорировали? Неважно почему, важно, что все это заметят и примут к сведению. Чтобы этого не допустить, нужно издалека поймать взгляд нужного объекта и не отпускать и вести его, мысленно внушая:
– Пожми мне руку, сволочь... пожми мне руку... а лучше – поцелуй меня (потому что если с вами еще и целуются, вы вообще в полном шоколаде).
Когда же сволочь послушалась и протянула ладонь, ее положено схватить и трясти с неимоверной преданностью и собачьим выражением глаз. И плечи нужно приопустить. Не принято с развернутыми плечами. Подбородком вперед и с прямым торсом в Белом доме ходят только военные. Они, может, и сами не рады, но ничего не изменишь, поскольку выучка. Остальные перемещаются слегка на полусогнутых: нельзя позволить, чтобы внезапно встреченное в коридоре начальство здоровалось с вами, задрав голову. А оно у нас все словно скроено по единой мерке. Кстати, занятная асимметрия: практически все русские императоры были акселератами. Их рост зашкаливал за сто восемьдесят сантиметров при среднем размере подданных сто шестьдесят. Не династия, а прямо какая-то баскетбольная команда! Исключений было два: Павел Первый и Николай Второй. Оба и дурно правили и дурно кончили. А все тираны двадцатого века (впрочем, и не двадцатого тоже) были, как известно, метр с кепкой. Зацикливаться на этом совпадении я бы не стала. К примеру, требовать, чтобы в сведения о кандидатах во власть, как в брачные объявления, были включены физические параметры. Во-первых, обманут, а телевидение кого надо вытянет, кого надо – сплющит. Во-вторых, в конце концов, «наше все», Александр Сергеевич Пушкин, тоже был птичкой-невеличкой. И Александр Васильевич Суворов. И Михайло Ломоносов. Об этом курьезе истории так, к слову. А вот на подробной психиатрической экспертизе каждого, кто жаждет порулить страной, я бы настояла. Мне не понятно, почему для вождения всего-навсего автомобиля справка о душевном здоровье требуется, а государством у нас с безжалостной регулярностью запросто управляют люди, чье клиническое безумие заметно и невооруженному глазу?
Меня бог ростом не обидел: романовские сто восемьдесят с гаком на каблуках, от которых я не откажусь ни ради чего. Осанка дороже. И гнуться не в моем характере. Так и бродила по Белому дому изысканным жирафом. Точнее, изысканной жирафой. Но один раз мне удалось соблюсти протокольный политес с помощью акробатического трюка, вспоминая который муж до сих пор пожимает плечами.
Весной 2000 года Константин Райкин пригласил на премьеру моноспектакля по Зюскинду «Контрабас». В антракте нас проводили за кулисы, к нему в кабинет. Я вошла и опешила – Путин, Лужков, Никита Михалков: Москва златоглавая. И у меня тут же взвихрилось в мозгу – вот он, президент, сейчас вытрясу из него душу! Я тогда занималась средним образованием и изо всех сил боролась против двенадцатилетки. Какие двенадцать? С армией ничего не решили, школы нищие, к тому же пятилетним малышам совсем ни к чему находиться рядом с восемнадцатилетними амбалами. Шагнула к гаранту и замерла: я же на шпильках. Черт, неудобно! И тут мои ноги сами собой разъехались чуть ли не на шпагат, одно колено согнулось, другое вытянулось, и я на глазах у изумленной публики (не прогнувшись) сравнялась ростом с ВВП! Мы мило побеседовали. Президент согласился с моими аргументами против двенадцатилетки, и, между прочим, реформа зависла.
Валтасаровы пиры
Незавиден и досуг российского функционера. Те же дикие нервы и бесконечная борьба за свое достоинство. Смотрит простой интеллигент по телевизору трансляцию концерта из зала консерватории и удивляется драматичному выражению статусного лица, взятого крупным планом: «Надо же, как проняло! Наверное, хороший человек, раз Вольфганг Амадей Моцарт на него так действует». А «хорошему человеку» и Вольфганг, и Амадей, и тем более Моцарт по барабану. Он действительно страдает. Но оттого, что сосед оказался не по чину или ряд не по рангу, например, шестнадцатый. Все, что после пятнадцатого и все боковые кресла, – для маргиналов. И получив билеты на какой-нибудь пафосный спектакль или концерт, опытный функционер сразу посмотрит: какой ряд? Седьмой? Нормально. Места – первое и второе? Не пойду.
Тоже с залами и номерами столов на кремлевских банкетах, где много званых, да мало избранных. Большие приемы в Кремле разбиты по разным залам. Есть Андреевский – для ближнего круга и есть Георгиевский – для массовки. Двери из одного зала в другой по-фарисейски распахнуты. Но если какой-нибудь разомлевший от обильной выпивки-закуски статист в генеральских погонах и орденах решит поздравить родного президента, на пороге из-под паркета вырастет биоробот (из ушей куда-то за спину тянутся спирали проводов, в зоне сердца под фирменным пиджаком что-то фонит и потрескивает) и раскинет стальные руки-крылья: «Вам туда нельзя».
2 
