У отставного генерала не было не только сил, но и желания, чтобы подняться, принести из сарайчика большую елку и установить ее вот здесь, на первом этаже, в гостиной. В одной из дальних комнат, на верхних полках шкафа стояли картонные ящики с елочными игрушками и украшениями, которые едва ли не приходились ровесниками Амвросию Отаровичу. В этих же ящиках лежала вата, усыпанная пожелтевшими прошлогодними иголками.
«Нет, надо все же себя заставить. Надо превозмочь предательскую стариковскую вялость и заняться приготовлениями к Новому году! Не собрался же я умирать в году нынешнем!»
Из всех праздников отставной генерал любил один-единственный. Он скептично относился ко всевозможным старо-нововведениям: к церковным датам, к революционным праздникам, к дням Защитника Отечества, Независимости и прочей политической дребедени. Он был глубоко убежден, что все эти праздники будут отменяться, вновь устанавливаться, переноситься на другие дни и вот только Новый год – праздник, который всегда наступает в одно и то же время. Для политиков и для народа.
Как ни странно, свои дни рождения Амвросий Отарович тоже не любил, а вот к Новому году еще с раннего детства относился с каким-то удивительным восторгом, воспринимая его наступление почти благоговейно.
«Ну что ж, вставай, вставай. Надо идти на улицу, надо пересечь двор, открыть скрипучую дверь сарая и внести в дом елку. Сразу же запахнет хвоей. Ты же любишь этот запах, Амвросии, любишь? Ты всегда любил запах хвои. Это только в последнее время, может, какие-нибудь лет десять-пятнадцать запах хвои у тебя ассоциируется с запахом смерти. Вернее, с запахом похорон. Ну, вставай же, не ленись! Не понесешь себя сам – тебя понесут!» – приказал себе отставной генерал.
И подчинился приказу. Амвросий Отарович поднялся с кресла, несколько мгновений постоял, сцепив длинные пальцы стариковских рук и глядя на яркое пламя в жерле камина. Потом вышел в прихожую, где нахлобучил на голову шапку, накинул на плечи полушубок, сунул ноги в валенки и не спеша двинулся к сараю. Под ногами приятно поскрипывал снег, морозный воздух щекотал ноздри.
– Ну вот и слава Богу, – сказал себе старик, открывая сарайчик. Сквозь маленькое окошко, затянутое, словно тюлем, серебристой изморозью., пробивались лучи зимнего солнца.
Они падали на елку, аккуратно обвязанную шпагатом. Старый генерал взял дерево и бережно понес в дом. Он достал из кладовки ржавую крестовину, положил ее на пол, точно на то место, куда крестовина устанавливалась каждый год, а затем, сходив в кладовку, вернулся с тяжелым молотком и четырьмя большими гвоздями. Гвозди вошли в отверстия в досках пола, и крестовина была надежно прибита.
– А теперь я возьмусь за тебя, красавица…
В тепле гостиной ель расправила лапы и действительно стала очень красивой – пышной, изумрудно-зеленой. Ее неровная вершина почему-то напомнила Амвросию Отаровичу библейский семисвечник.
«Откуда только такие мысли в голове?» – изумился отставной кагэбист.
Он острым маленьким топором обтесал конец елового ствола и вправил его в трубу, приваренную к крестовине. Елка стояла крепко.
В большой, ярко освещенной комнате остро и пронзительно запахло зимним лесом. Запахло детством, праздником… Амвросий Отарович с удовольствием втянул носом этот дурманящий аромат и, прикрыв глаза, вздохнул.
«Еще один Новый год встречаю в одиночестве».
Он мог бы, конечно, вызвать на дачу домработницу, мог бы принять приглашение на праздник Совета ветеранов, но не захотел делать ни того, ни другого. Старик Лоркипанидзе с философским смирением относился к своему одиночеству.
Он еще раз вдохнул еловый запах.
– Ну, а теперь, красавица, можно, я тебя наряжу?
Станешь еще красивее.
Амвросий Отарович пошел в дальнюю комнату, установил возле шкафа аккуратную деревянную стремянку и начал бережно снимать с верхних полок большие картонные коробки. Они были на удивление легкими, почти невесомыми. Перенеся их в большую комнату и поставив на стол, генерал открыл одну из коробок.
В гнездах из стружки лежали разноцветные стеклянные шары с шелковыми ленточками, золотые еловые шишки, зайчики с барабанами и снегири. Амвросий Отарович улыбнулся им, как старым друзьям, и в этот момент услышал, что к воротам дачи подъезжает автомобиль.
«Что за дела? Вроде не приглашал никого…» – подумал генерал.
Он подошел к окну, отодвинул тяжелую плюшевую штору и посмотрел на улицу.