115 
– Ну ты и сволочь, ну ты и мразь! Хуже сутенера какого-нибудь вокзального.
– Может, хуже, а может, нет. Правда, тебе лучше знать. Ну, так будешь брать?
Она подошла к Грязнову. Тот быстро выбросил вперед руки и схватил ее ладони, прижал их к бедрам. Анна дернулась, но Грязнов держал ее крепко.
– Не торопись, красавица, не торопись, а то я обижусь.
– Пусти меня! Пусти! – с придыханием выкрикнула Анна.
– Ты не вопи, я тебе цену знаю. Знаю, сколько ты стоила, и если хочешь, то заплачу. Вообще-то, платить не стану, не люблю трахаться за деньги. А ты вот любишь, я это знаю. – – Ну ты и мразь! – дернув бедрами, попыталась освободиться Анна.
– Бери ключ, бери, только молнию расстегнуть не забудь.
Она поняла, выхода у нее нет и ей придется сделать то, о чем просит Грязнов. Делать ей этого не хотелось, ситуация для нее сложилась безвыходная. Она понимала, подбеги она к двери, начни стучать в нее, вопи, никто не услышит.
А если и появится какая-нибудь живая душа, так это будет санитар Хер Голова.
И действительно, Грязнов может ему что-нибудь сказать, и тогда ей мало не покажется. Она поняла: здесь хозяин Грязнов и, что бы она ни говорила, никакие аргументы на него не подействуют.
– Ну, погоди, Грязнов, случится и на моей улице праздник! – она резко расстегнула замок на брюках Грязнова.
– Вот это другое дело, вот это мне больше нравится.
Затем принялась расстегивать ремень.
– Не спеши, – сказал Грязнов, – все надо делать не торопясь, вдумчиво. Ведь ты же умеешь, правда?
Анна молча опустилась на колени. Грязнов откинул голову на спинку кресла.
– Вот так лучше будет. Ведь всегда, Анна, можно договориться, и сразу же всем станет хорошо, правда?
Анна работала молча, словно все происходило на вокзале, а она была не Анной Шнайдер, женой немецкого фабриканта, а самой затрапезной вокзальной шлюхой, которая согласна делать минет за десять баксов любому встречному.
– Вот, видишь, как все хорошо, как все здорово.
Зазвонил телефон, настойчиво. Грязнов взял трубку, поднес к уху и сказал:
– Ну, кто там?
– Это я, Валера, – Грязнов узнал голос Кощея.
– Ну, я тебя слушаю, Григорий.
– Хочу сказать тебе спасибо.
– Спасибо, дорогой, не отделаешься, его на хлеб не намажешь. А вот сегодня часика в три к тебе подъедет мой человечек, так ты лучше отблагодари его.
– Денег?
– Ага, денег. Немного, пару штук, и я буду доволен.
Знаешь, дело было сложное, очень сложное, провернуть его было нелегко… Ой! – вздохнул Грязнов.
– Ты чего? – спросил у него Кощей.
– Да ничего, все нормально, просто нога затекла.
– Ты так дышишь, Валера, словно тебе массаж делают.
– Ага, делают, и, надо сказать, неплохо – вакуумный.
Старательная массажистка у меня, ой старательная! – он отключил телефон, левой рукой взял Анну за волосы. – Не торопись, не торопись, у нас полно времени, у нас много времени. А то ты спешишь как на пожар, Шнайдер-то никуда не убежит, ему здесь еще две недели кантоваться.
Представляешь, Анна, две недели! И каждое утро ты будешь приходить сюда же делать мне массаж, согласна? Вот и хорошо, что согласна. Твое молчание я воспринимаю как утвердительный ответ, правда?
Наконец все было закончено. Анна брезгливо отстранилась, Грязнов ее не удерживал.
– Ну вот, хорошая девочка.
Грязнов поднялся, подошел к умывальнику и принялся подмываться. Затем он застегнул молнию брюк.
– Ты губы вытри, а то помада размазалась.
Анна тыльной стороной ладони вытерла губы.
– А ты мразь грязная! – сказала она, вставляя ключ в дверь.
Глава 15
Толян подогнал джип к черному ходу, сидел, курил и ждал. Ведь так сказал ему Грязнов. Предстояла поездка в город. Сам же Грязнов обещал появиться минут через десять-пятнадцать.
У Комбата шла страшная ломка. Его крутило так, как никогда до этого. В коридоре раздались шаги. Рублев запрокинул голову, на четвереньках пополз к двери.
Рублев уже знал, что наркотик приносит не только облегчение, но и ужас, страх, который невозможно перебороть. Он разъедает волю, как соленая вода разъедает железо. И каждый раз, когда ему вкалывали дозу, он готовил себя к встрече с новыми ужасами, рожденными его разумом. Но с ужасами можно бороться лишь тогда, когда знаешь, что тебя ждет впереди. Видения же сменялись непредсказуемо.
Когда Рублев готовился к пыткам, ему виделось, что его живьем зарывают в землю и он, обдирая ногти, ломая пальцы, пытается выбраться из душного гроба, задыхался, ловил ртом последние остатки пригодного для дыхания воздуха. И он умирал для того, чтобы снова очнуться и понять, что все то, что ему привиделось, – это плод его воображения, болезненного, уже тронутого наркотическим дурманом.
115 
