очень нудно 
53 
Грязнов подошел к столу, осмотрел все четыре ремня.
Три из них были явно перерезаны скальпелем, четвертый же наполовину разорван, наполовину разрезан.
– Посмотрите, если не верите, Марат Иванович, она надрезала один ремень и дала ему скальпель, оставила одного.
Хазаров задумчиво смотрел на перерезанные ремни, затем покачал головой.
– Ты понимаешь, что это не так?
– Да нет, точно! Вы что, не видите?
– Я-то вижу, но думать приходится не всегда так, как было на самом деле. Просто кто-то, я не знаю – ты, она, а может, я, случайно оставил скальпель на столике поблизости, он сумел дотянуться и перерезал ремни.
Грязнов, ничего не понимая, смотрел на Марата Ивановича.
– Но это же невозможно! Ни я, ни вы к скальпелю не прикасались, а насколько я понимаю, он лежал там, под вытяжкой, и чтобы до него дотянуться, нужно иметь руку метра четыре длиной.
– Я еще раз тебе повторяю, – спокойно втолковывал Хазаров, – что Катя не виновата, и мы ей сейчас об этом скажем, понял? – он подмигнул Грязнову.
Тот растерянно улыбнулся:
– Кажется, понимаю.
– Ну вот, успокоишь ее, подбодришь, скажешь, что она ни в чем не виновата. А потом, знаешь, я не хочу ее видеть в обозримом будущем, а потом – никогда. Жаль, конечно, что у нас нет сейчас заказа на пересадку почки женщине примерно ее возраста, но, с Другой стороны, тело ее должны найти целым. Насчет невредимости – это уж тебе решать.
– А почему я?
– Кто же еще? – пожал плечами Хазаров. – Я врач как-никак, клятву Гиппократа давал, а ты спецназовец бывший, можно сказать, профессиональный убийца. Это уж, Валера, кто на кого учился. Я ее задержу здесь до одиннадцати вечера, а ты уж смотри по обстановке. Да, кстати, – Хазаров остановился возле каталки, на которой лежал прикрытый окровавленной простыней труп Конопацкого, – сделай так, чтобы он исчез незаметно. Ты это умеешь, специалист, – и, не дав Грязнову возразить ни слова, Хазаров вышел на лестницу. – Где наша Катя? – спросил он у санитара.
– Там.
– Душевнобольным гипс накладывает? Что ж, похвально. Скажи, как закончит, пусть зайдет. Я поздно буду, день-то сегодня особенный.
В операционной в это время шла ответственная работа.
На лицо Шнайдера легла прозрачная маска, от которой тянулся к баллонам гофрированный шланг. Несколько глубоких вздохов – и гер Шнайдер почувствовал, как мир закружился у него перед глазами, он только успел подумать, что, наверное, точно так же приходит смерть, легко и буднично.
Он еще несколько раз невнятно пробормотал:
– Фюнф, фюнф… – цифру «зеке» у него вспомнить уже не было сил.
– Все, наркоз действует, – сказал анестезиолог, – можно приступать.
Все присутствующие в операционной затаили дыхание. и хирург занес скальпель над бледной дряблой кожей.
* * *
Грязнов стоял под навесом и жадно курил. Он думал о том, что сегодняшний день, начавшийся так удачно, испорчен. Вместо того чтобы ехать в Москву и оттянуться, он должен заниматься вещами, которые не сулят приятных ощущений. Внизу, на выходе из подземного госпиталя, его ждет каталка с трупом, который предстоит уничтожить. А ночью…
Грязнов вздохнул, раньше ему никогда не приходилось убивать женщин. Сколько же мертвых мужчин было на его совести, он точно не знал. Началось все на войне в Афганистане, когда он даже наверняка не знал, какая из посланных им пуль достигала цели.
Окурок полетел в лужу, скопившуюся на бетоне, и жалобно зашипел.
«Нечего тянуть, надо разобраться с трупом», – сам себе приказал Грязнов и, ничем не прикрываясь от дождя, с Непокрытой головой зашагал к лечебному корпусу.
Санитар встретил его сочувственной улыбкой.
– Ну и денек, Валера, сегодня выдался!
– И не говори, – Грязнов прислушался: корпус гудел, как рой потревоженных мух. – Психи никак не успокоятся, того и гляди, друг друга покалечат.
– А тебе-то что?
– Покалечат – это еще полбеды, а то, смотри, забьют кого-нибудь до смерти. Потом комиссия приедет, разбираться начнут. Не люблю я этого.
Санитар, в общем-то, понимал, зачем пришел Грязнов, понимал также, что браться тому за работу не хочется.
– Двух психов мне выдели, только тех, что поспокойнее и говорить почти не умеют, только мычат.
– А! Сникерса с Марсом? – расплылся в улыбке санитар, вспомнив двух душевнобольных, которые вечно ходили неразлучной парочкой и были, в общем-то, довольно спокойными. Главное, что их отличало от других, так это короткая память. Они даже забывали, ели они или нет, и могли, только закончив обед, встать в очередь на раздачу, и если их не уводили силой из столовой, то лопнули бы от обжорства.
53 
