17 
— Подозрительного? Смотря как посмотреть… Я перед выходом в рейс получил на складе новые штаны и сразу посадил масляное пятно. Страшно расстроился — кто знал тогда, в каком дерьме мы будем скоро барахтаться. Хотел одолжить баллончик — пшикнешь, и пятно на глазах тает. И не смог найти того человека. Куда, думаю, подевался?
— А фамилия?
— Баженов. Я поднялся на палубу — думал где-то там тот тусуется, уже присмотрел себе кралю из пассажирок.
— Это еще не повод для подозрений. Но проверить можно. Если б ты ещё знал, где его искать, цены бы тебе не было.
— Не лезь, я сам с ним разберусь. Ты человек посторонний, на фига тебе заплесневелые проблемы?
— Значит, знаешь?
— Здесь он живет, в Севастополе. У нас половина команды здесь, если брать тех, кто выжил. Только друг с другом мы не общаемся, желания нет. Если кого-то завижу вдалеке — перехожу на другую сторону улицы. И остальные так же.
— В любом случае за руль ты сегодня не сядешь, несет от тебя за версту. Одевайся, подвезу.
— Чего, за правду болеешь? Видал я таких — одни на кладбище, другим подаяния впору просить.
— Ты ведь все равно попрешься к этому своему сослуживцу!
— Я не за правдой. Просто в глаза ему загляну и сразу пойму: виноват или нет. Если виноват, объяснений слушать не буду. И заявлений тоже не стану писать, поздно уже. Морду разобью и успокоюсь.
ГЛАВА 8
Вокруг неумолчно свистели пули. Поредевшая до половины рота зарылась в окопы.
— А в Севастополе публика барахло на пароходы грузит, — негромко пробормотал один из бойцов.
Лаврухин вскипел. Хотел потребовать прекратить паникерские разговоры, пригрозить, если понадобится, пулей в лоб. Но осекся — все вокруг понимали, что сказанное — чистая правда. Никто не собирался бросать позиции под натиском красных.
Красные пошли в атаку густыми изломанными цепями. Чувствовали, что осталось последнее усилие — только чуть-чуть дожать. Окопы врангелевцев беспрестанно поливались свинцом.
— Огонь!
Застрекотал единственный пулемет, захлопали ружейные выстрелы. Не все решались приподнять голову, кое-кто стрелял вслепую.
— Прицельно, черт возьми!
За пять с лишним лет боев Лаврухин дослужился до майора и научился командовать людьми. Ведь это совсем непросто: с одной стороны, уважать в солдате человека, с другой — быть готовым вести его на верную смерть.
Справа боец Филиппов послушно опёрся на локоть, приладился щекой к прикладу и сощурился в сторону вражеской цепи. Но выстрелить не успел, голова дернулась назад от пробившей его лоб пули. Филиппов повалился на бок, на командира, испачкав полевой офицерский мундир своей яркой кровью.
Лаврухин инстинктивно поддержал солдата. Потом, убедившись в его смерти, тоже не выпустил сразу, а бережно уложил на сырое, засыпанное гильзами дно траншеи. Господи, он же виновен в гибели этого человека! Если бы он не приказал вести прицельный огонь… А разве солдат уцелел бы, сидя скорчившись и обреченно ожидая большевистских штыков?
Красные залегли среди высокой травы, ожившее было поле снова выглядело пустым. Лаврухин нашел наконец ответ на вопрос, во имя чего он и его солдаты должны стоять насмерть на последнем рубеже. Во имя истории, во имя будущего.
Большевики не смогут навсегда подмять под себя Россию. Когда-нибудь страна очнется от наваждения, снова станет свободной. После наркоза человек мучительно пытается вспомнить, что было раньше, до провала в долгий сон. Люди обратятся к своей истории, к кровавым дням братоубийства. Важно, чем оно закончится — паническим бегством проигравших или геройством обреченных. Первое деморализует потомков, второе заставит их поверить в себя…
Красные снова зашевелились, сейчас попрут вперед. Надо сбить с них уверенность — пропадать, так с музыкой!
— За Россию, братцы, вперед! — Лаврухин распрямился в полный рост.
Из траншеи грянуло «ура», как будто горстка бойцов давно уже ждала сигнала к атаке.
Две пули одна за другой попали майору в грудь — первая разнесла бинокль на мелкие кусочки, вторая должна была уложить командира в траву, но Лаврухин только припал на колено от боли. Тут же распрямился и побежал дальше с прежней энергией.
Сколько красных видели это чудо? Может быть, именно те, кто разглядел бессмертного капитана, первыми попятились назад? За ними и другие — если врангелевцы поднялись в атаку, значит, сюда наверняка перебросили подкрепление.
17 
