очень нудно 
33 
— Все прошло, — твердо сказал он. И повторил: — Прошло. А начал я этот разговор, потому что, возможно, скоро с этой Лорой встречусь. И я хочу, чтобы ты узнала это от меня. Еще до того, как встреча состоится. Потому что понял уже, что такое провинциальный городок. Если есть что-то в нем быстрее скорости света, то это скорость сплетни.
— Раньше ты тоже говорил, что это твоя работа: встречаться с разными людьми. Но почему-то люди эти были преимущественно женщины. И встречался ты с ними по вечерам.
— Я хочу поменять работу, — твердо сказал он. — Но мне надо закончить два важных дела. Вэри Вэл просил. А потом все будет по-другому.
— И чем же ты собираешься заняться?
— Не знаю. Может быть, уеду в деревню. С тобой.
— И что мы там будем делать?
— Не знаю. Но мне кажется, что я должен начать оттуда. Это моя отправная точка. Я должен вспомнить свою жизнь. С настоящего первого дня, а не с того, с которого началось мое мытарство. И еще я должен…
— Что?
Он не хотел пугать Зою. Про то, что надо будет кого-то убить, ей лучше не знать. Может быть, и обойдется. Спишут на самооборону, в крайнем случае, выгонят с работы. Но ему другого и не надо. Обойдется.
— Спи. Спокойной ночи.
— Ваня?
— Да?
— А ты ведь совершенно другой. Я думала — пройдет. Не может же человек забыть некоторые свои привычки. Но в тебе же ничего не осталось прежнего. А если ты все вспомнишь, оно вернется?
— Что вернется?
— Все то. Плохое.
— Если честно, я никак не могу представить себя бабником, пьяницей и хамом. И не могу представить, что когда-то писал «жи-ши» через «ы».
— Писал, писал, — рассмеялась вдруг Зоя. — И долго писал. Если бы я с тобой не занималась, вряд ли сдал бы вступительные экзамены на свой юрфак. Мы же учились в одном классе! Помнишь? Русский ты всегда списывал у меня, а математику у Руслана.
— А у меня тогда кто что списывал? — вдруг совершенно по-детски обиделся он.
— У тебя просили защиты от старшеклассников. Ты был отчаянным, ни с кем не боялся сцепиться. И еще ты был лучшим волейболистом, футболистом, баскетболистом…
— И все-таки у меня должен был быть в школе любимый предмет. И каким-то образом я же поступил в юридический.
— Милый, наверное, все вступительные экзамены у тебя принимали женщины, — улыбнулась Зоя. — А этот предмет ты всегда знал на «отлично». И даже с плюсом. Спокойной ночи. Да, если ты пойдешь к Лоре, по крайней мере вспомни все, что ты мне раньше врал, если останешься у нее ночевать. Ведь я целых десять лет тебе верила.
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ
Это был какой-то сплошной тягучий, клейкий кошмар. Без отдыха, без редких проблесков солнца. Не в смысле погоды: здесь-то все было как раз в полном порядке. Светило солнце, и поэтому он сначала никак не мог сосредоточиться. Деревня Ржаксы в его памяти была намертво связана с холодом, туманом и мелким, противным дождем. Слово Ржаксы тянуло за собой паровозом труп, выпачканный в рыжей грязи, и долгие поиски кого-то в склизком тумане.
Рано утром в прокуратуру привезли Хайкина. Тот отчего-то был весел и почти счастлив. Хотя чему было радоваться? Хайкина везли на следственный эксперимент. Везли в наручниках, как особо опасного преступника, и народу ехать с подследственным собралось много. Хайкин же, казалось, радовался тому, что произвел такую суету. Радовался Игнат и возможности увидеть родную деревню и, кажется, совсем не понимал, какое приезд всех этих людей произведет там впечатление.
«Он не убивал», — подумалось тогда в первый раз за этот бесконечно длинный, тягучий и душный день. День-кошмар. В самом деле, как мог человек с такой легкостью и в таком отличном настроении ехать на место, где, по собственным же словам, убил родственника, двоюродного брата? Причем убил страшно, не одним ударом, а многими, с каким-то остервенением втыкая нож в мертвое уже тело. Но, Хайкин?
— Быть может, вы не понимаете, Игнат… Платонович, в чем вас обвиняют? — негромко спросил он перед тем, как Хайкина повели в машину, милицейский «газик», на котором подследственный должен был ехать в Ржаксы в сопровождении конвоиров.
— Как не понимать? Понимаю, — нагнул шишкастую голову Хайкин.
— Вы признались в том, что убили десять человек. Десять!
— Ну, убил, — согласно кивнул Хайкин. — Так что ж? Едем, что ли?
…Деревня Ржаксы была большой, с двумя центральными улицами, идущими почти параллельно, остальные улочки и переулки расходились в стороны, словно ветви диковинного дерева с двумя стволами, на концах расщеплялись, порой заканчивались захламленными тупиками, порой выбегали в поле, на простор. Одну центральную улицу называли почему-то Западная, другую — Восточная. В конце Западной и был дом Хайкина, тот, который Игнат делил пополам с семьей убитого теперь двоюродного брата. Фамилия того, кстати, тоже была Хайкин. Оказалось, что тетка, оставившая сыну дом, была женой родного дяди Игната Хайкина.
33 
