очень нудно 
31 
– Я не разбираюсь в этом.
– В чем? – спросил Хоботов.
– В хиромантии.
– И хорошо, я в этом разбираюсь.
Болотова подала левую руку. Ее ладонь на ладони Хоботова выглядела миниатюрной. Он указательным пальцем с коротким крепким ногтем надавил в центр ладони, пальцы Натальи сжались.
– Я ничего не хочу говорить.
– Что меня ждет?
– Что ждет? Сама знаешь, что тебя ждет.
– – Не знаю, могу лишь догадываться.
– То, что ты думаешь, тебе не светит.
– А что я думаю?
– Ты хочешь со мной переспать. Я прав?
Наталья даже вздрогнула, так прямо это было сказано.
– Я про это не думала… – немного дрожащим голосом ответила она.
– Но этого не будет, во всяком случае, не будет сегодня.
– Что ж, спасибо за откровенность. Всегда хорошо, когда знаешь, что тебя ждет. Расскажи, как ты все это делаешь?
– Что это?
– Такие работы. Это же невозможно придумать.
Хоботов передернул плечами, затем стащил со своего мощного тела черный пиджак и зло швырнул его в угол дивана.
– Ненавижу! Одежда меня сковывает.
– Разденься, – сказала Наталья, – раз все равно ничего не будет.
– Да, да, надо раздеться, – и Леонид, схватив рубаху за ворот, рванул ее.
С хрустом и треском полетели пуговицы. Он сорвал рубаху с себя, на сильной шее пестрел платок. Его тело напомнило женщине тело корчащегося на кресте Христа-атлета.
– Ух ты! – воскликнула Наталья.
– Что «ух ты»?
– Никогда не видела такого сильного мужчину.
Слишком сильного… – в ее словах не было эротики, лишь констатация факта.
– Ну что ж, посмотри.
Хоботов подошел к скульптуре, взял недопитую бутылку виски и опустошил ее, глядя на скульптуру. Наталья была напугана. Могло произойти все что угодно, она осталась наедине с полусумасшедшим скульптором, выпившим бутылку виски. Ей захотелось уйти, но профессиональный интерес брал свое. Ей захотелось понаблюдать за пьяным Хоботовым. Она полагала, что сейчас сможет узнать о нем что-то чрезвычайно важное, то, что может стать солью будущей статьи.
– Как ты думаешь, – громко произнесла она, – почему Ван Гог отрезал себе ухо?
– Почему отрезал ухо? Потому что в его руке оказалась бритва.
– Неужели так просто?
– Чрезвычайно просто. Сложное придумывают потом. Когда поступок становится легендой.
– А если бы в твоей руке оказалась бритва, ты бы смог себе отрезать ухо?
– Поэтому и не бреюсь, – захохотал Хоботов, показывая крепкие белые зубы.
Его смех был беззлобным, каким-то наивным, детским. Так может смеяться либо гений, либо сумасшедший. Наблюдать за скульптором журналистке было чрезвычайно интересно.
– Ты много работаешь?
– Нет, мало, – сказал Хоботов, – работаю тогда, когда не могу не работать. Поэтому и получается.
– И как часто ты не можешь без работы?
– Иногда подолгу бездельничаю, а иногда не выхожу из мастерской неделями, сплю здесь, ем. Ты, наверное, решила написать обо мне статью? – сверкнув глазами, произнес Хоботов, и мышцы под кожей напряглись.
– Я уже ее пишу. В голове.
– Ну, ну, пиши, – безразлично произнес скульптор. – И что тебя еще интересует?
– У тебя есть женщина?
– Женщина? У меня? А как ты сама думаешь?
– Думаю – нет.
– Правильно думаешь. Женщины у меня нет, я друзей у меня нет. У меня есть лишь работа.
Наталья Болотова предполагала такой ответ, надеялась на него и уже приготовила свою фразу, которая должна была помочь ей осуществить задуманное. – – У меня тоже есть только работа, так что мы близки по взглядам на жизнь.
Хоботов посмотрел на нее ясным, как только что помытое стекло, взглядом.
– Ты врешь. У тебя есть мужчина, у тебя есть ребенок, а, значит, настоящей работы у тебя быть не может – никогда.
Наталья отступила на шаг, ткнулась бедром в стол, на котором звякнули бокалы. С мужем она развелась три года тому назад, ребенок жил с бабушкой. Она забирала сына с собой лишь когда ездила в отпуск, причем объясняла себе такую жизнь просто: личные заботы не должны мешать карьере.
– Можно я потрогаю скульптуру?
– Можно, – согласился Хоботов.
Женщина подошла и провела ладонью по плечу бронзового Христа. Краем глаза она следила за Хоботовым. Тот улыбался, словно бы ее ладонь гладила не скульптуру, а его плечо.
– И все же мне интересно, как именно делаются такие вещи? Секрет…
– Ничем не могу помочь, – ответил Хоботов, – я и сам этого не знаю. Делаю и все. Понимаю, это сложно понять, вряд ли объяснимо… Да и какая разница, как они делаются? Важно то, что происходит в процессе, и то, что скульптура появляется, обрастает легендами. Какая разница, как именно мучился Ван Гог, что он думал? Теперь это не имеет смысла, остались только картины.., и легенда о том, как он однажды отрезал себе ухо бритвой, а потом написал автопортрет. Эта легенда – половина его популярности.
31 
