очень нудно 
67 
– Куда, Илларион, они целятся?
– Они не могут целиться, они по году оружие в руках не держали.
– А ты? – спросила Болотова.
– Я держал, – признался Илларион.
Грохнуло два выстрела, сухих и коротких, эхо быстро вернуло звук. Мужчины принялись перезаряжать винтовки.
– Зачем патроны переводить? – спросил Забродов, легко поднялся.
Возле дерева стояла третья мелкашка. Он взял, быстро зарядил.
– Петрович, давай на спор.
– С тобой спорить, Илларион, одни убытки. Спорь с Мещеряковым, а лучше со своими парнями. Ты же все-таки их учил.
Илларион махнул рукой. Двое парней забрали у генералов винтовки.
– Ну, куда прицелимся?
Те переглянулись, пожали плечами.
– Есть консервная банка, привезли маслины.
– Мещеряков, бросишь банку?
– Как нечего делать.
Мещеряков пошел в кусты, где на плащ-палатке лежали продукты, вернулся с пустой банкой из-под маслин, небольшой, на сто пятьдесят граммов, маслины были испанские.
– Приготовились!
Мещеряков на удивление легко швырнул банку, и когда она достигла наивысшей точки, прозвучал один выстрел. Банка изменила траекторию полета – взвилась вверх, а когда стала вновь падать, прозвучал второй выстрел. Банка полетела между деревьями, скрываясь с глаз.
– Ну же! – крикнул Мещеряков.
Илларион выстрелил.
– Не попал! – довольно и обрадовано воскликнул Мещеряков. – Если бы попал, я бы услышал звук.
Мещеряков бросился к кустам.
Но Илларион его остановил:
– Давай на спор, на бутылку коньяка, что я попал?
– Давай, – самодовольный Мещеряков протянул руку. Один из генералов разбил рукопожатие, и спорщики вдвоем зашуршали по подсохшей траве к кустам можжевельника. Вернулись через пару минут, Забродов ухмылялся, а полковник Мещеряков сплевывал под ноги.
– Сволочь он, никогда с ним не спорьте. Я сам уже сто раз зарекался не спорить, но он, гад, всегда подначит! – и Мещеряков поставил на стол банку с шестью пулевыми отверстиями.
– А можно я выстрелю? – спросила женщина.
– Можно, – сказал Забродов. – В банку будешь стрелять?
– Да.
– Давай, – он быстро зарядил винтовку, подал ее Болотовой.
Наталья взяла, повела стволом. У мужчин головы втянулись в плечи, глаза расширились от страха.
– Осторожнее, Наташа, она же заряжена!
– Хорошо, что предупредили. Ну, подбрасывай, Илларион! Могу с тобой поспорить, что я в банку не попаду.
Банка взлетела. Грохнул выстрел. Как и следовало ожидать, банка и пуля не встретились.
– Мужские это игры.
– Это точно, – ответил Илларион.
– А больше стрельбы не будет?
– Почему же, сейчас Петрович будет стрелять на спор со своим товарищем. А ну-ка, товарищи, не забыли, чему я вас учил?
– Илларион…
Генералы взяли заряженные винтовки. Забродов пристроил банку на ветке можжевельника шагах в двадцати. Мужчины принялись целиться.
– По три выстрела. Если банка не будет сбита, дисквалифицируем, и больше вам, господа, не нальем.
Из шести выстрелов ни один не достиг цели, и банка осталась висеть на ветвях.
– Андрей, теперь давай ты.
Мещеряков сбил банку со второго выстрела.
– Совсем неплохо, – сказал Илларион.
Еще немного выпили, немного поели. Болотова почувствовала, как наступает блаженство. Никуда не хотелось отсюда уезжать, ей было хорошо, куда лучше, чем в городе. Она поднялась и прошлась по поляне.
Внизу, под солнцем, искрился снег.
Солнце стояло еще достаточно высоко, чтобы не чувствовать холод. Она понимала, что чем-то чужая в компании, возможно, пока чужая, а может и навсегда. Может так случиться, что Забродов потом подвезет ее к дому, попрощается, пожмет руку и даже не поднимется попить чая, кофе и уж наверняка не останется ночевать. Все люди, находившиеся здесь, были сделаны из другого теста, чем она.
Нет, они не были глупее, но они словно знали о существовании иного мира, в который не дано попасть простым людям. И появлялись среди простых смертных только для того, чтобы немного отдохнуть и посмотреть на нормальную жизнь. Чувствовалось, за душой у них куда больше, чем они говорят.
Наталья отошла в сторону, присела возле костра на пень и протянула руки к огню, хотя и не чувствовала холода. До ее слуха доносились размытые голоса.
Забродов подошел к ней.
– Все хорошо, ты не скучаешь?
– Даже слишком хорошо. Ты извини, что я отошла от стола.
67 
