очень нудно 
27 
Сашка медленно развязал поясок ее халата и, раздвинув в стороны полы, наконец увидел ее всю, такую любимую, такую долгожданную. Увидел ее прекрасную крепкую грудь, тонкую талию, нежные округлые бедра, стройные ноги и жадно приник к ней губами.
Он целовал и целовал ее, покрывая поцелуями грудь, ее маленькие розовые соски, вдруг сделавшиеся такими твердыми, плечи, шею, лицо, волосы, руки. Она отвечала быстрыми и жгучими поцелуями, тесно прижимаясь к нему всем телом, всем своим существом. Банда почувствовал вдруг, как кружится у него голова. От счастья, от переполнявших его чувств. Если бы ему раньше сказали о том, что он способен испытывать такое, он бы ни за что не поверил. Такое могло быть только с ней, с Алиной.
Его руки уже не подчинялись воле и рассудку, они порывисто ласкали все ее тело, становясь все более нетерпеливыми, и вдруг, будто случайно, задержались на ее втянутом упругом животе и, скользнув ниже, проникли под тонкую, почти, неощутимую ткань маленьких трусиков. Ладонь коснулась небольшого пушистого холмика…
И Банда почувствовал, как судорожно рванулось ему навстречу тело Алины, как оно страстно прижалась к нему, как дрожь пробежала по ее бедрам. Он понял, что она уже сгорает от нетерпения.
Он схватил ее на руки, легко, как пушинку, в мгновение ока перенес через всю комнату и бережно уложил на постель.
Но в ту же секунду на нее, налетел вихрь. Смерч.
Тайфун. Ураган.
Банда сходил с ума. Он был страстен, он был нежен и мягок, он был силен и могуч. Он умирал в ней и возрождался снова, черпая силу в бездонных черных любимых глазах. Он что-то кричал и шептал, и она полностью отдавалась его страсти, отвечая такой же нежностью, таким же горением, такой же страстью…
Это безумство продолжалось почти всю ночь, и только под утро, когда серый рассвет слегка высветлил квадрат на задернутых шторах, Алина, уставшая и счастливая, заснула наконец на его груди, а Банда, выключив с помощью дистанционного пульта музыку, еще долго лежал, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить любимую, и думал, думал, думал…
III
— Владимир Александрович, извините, можно мне с вами поговорить несколько минут?
Банда стоял на пороге кухни и, как мальчишка, переминался с ноги на ногу, виновато и вопросительно глядя на Большакова, допивавшего утренний кофе.
— Конечно, Александр, конечно. Вот только я очень тороплюсь сейчас. Через полчаса за мной должна придти машина, а я еще совсем не готов, — Большаков, будто извиняясь, показал на спортивный костюм, в котором вышел к завтраку. — Может, мы поговорим вечером? Тебя это устраивает?
— Владимир Александрович, боюсь показаться настырным, но это будет маленький, совсем короткий разговор… Лучше бы прямо сейчас, не откладывая. Я ведь тоже должен уже бежать по делам, но… Тогда к вечеру многое было бы уже ясно, понимаете?
«Как же не понимать?» — усмехнулся про себя Большаков.
Он взглянул в красные от бессонной ночи глаза парня, вспомнил тихую музыку, доносившуюся всю ночь из спальни дочери, и, благоразумно сдержав улыбку, согласно кивнул головой:
— Ну что ж. Может, ты и прав. Только извини, буду вынужден при тебе переодеваться. Знаешь ли, не положено директору военного института появляться на службе в спортивном костюме.
— Конечно, — радостно подхватил Банда, энергично тряхнув головой в знак согласия.
— Ну тогда пошли в мой кабинет.
Большаков жестом указал Банде на кресло у письменного стола и, открыв шкаф и доставая из него свою форму, подбодрил пария:
— Давай, начинай. Я слушаю.
— Владимир Александрович! Я вообще-то старую песню хочу завести.
Банда замолчал, судорожно сглотнул слюну и, всеми силами поборов охватившее его волнение, продолжил:
— Владимир Александрович, я прошу у вас руки вашей дочери.
— Ну да? — притворно удивился Большаков, пряча улыбку.
— Да! Я ее люблю… Больше всего на свете… Вернее, больше всех… Короче, очень люблю. Жить без нее не могу. Я ради нее на все…
— Это ты уже доказал, ничего не скажешь. Какие у тебя есть еще аргументы?
— Аргументы? — Банда растерялся. Он не понял, что Владимир Александрович всеми силами сдерживался, чтобы не рассмеяться, и решил, что Большаков то ли издевается над ним, то ли на самом деле такой жуткий зануда, что даже для сватовства требует каких-то аргументов. — Аргументы?.. Она тоже очень любит меня… мне так кажется.
27 
