60 
Я молча кивнула: мол, и на том спасибо-и побрела к двери.
– Там холодно, – сообщила мне в спину Мила.
Не сомневаюсь. Но дело даже не в этом. У нас тоже не жарко. Просто… я туда не хочу!!! Что мне там делать? И кстати… Я повернулась к Миле:
– Кто еще едет?
Она с жалостью посмотрела на меня: никто.
Кэт утешала меня сегодня как могла. Хотя, по правде сказать, Кэтина манера утешать сильно отличается от среднестатистической. А говорила она следующее:
– Вот здесь-то и весь прикол с твоей работой. Какие бы кучерявые условия ты себе ни выбила, это ничего не меняет.
– Ты это о чем? – уточняю я.
– О том, что тебе всегда кто-нибудь что-ни-будь диктует. Потому что работаешь на дядю. А по какой-то загадочной причине этот дядя вечно хронический придурок.
– Или тетя, – добавляю я.
– Или тетя, – соглашается Кэт. – Не в половой принадлежности суть. Суть в том, у кого средства производства. Карл Маркс в действии, чтоб его!
– Фигня, – возражаю я. – Какие средства производства у моего Бенито? Никаких. А диктует почище любого собственника.
– Твой дорогой Бенито, – заявляет Кэт, – самый паршивый тип работодателя. Потому что сам-пустое место. Они-самые активные по части нагрузить всех вокруг работой. По большей части дурной, как, например, твоя поездка в этот богом забытый лоскут пространства.
– И что теперь делать? – спрашиваю я.
– Ты о Перми или в глобальном смысле? – уточняет Кэт.
И о том и о другом, – отвечаю я.
– Надо подумать, – говорит она.
И думает по сей момент. Обещала позвонить.
Я тоже думаю, но совсем о другом. Как так получилось, что на собеседовании Бенито произвел на меня хорошее впечатление? Как вышло, что я не распознала в нем буйного? Он специально тренировался на умение маскироваться под нормального? Или я просто так плохо разбираюсь в людях?
Тим сказал мне на это, чтоб я сильно не напрягалась. Велел думать в том русле, что есть в нашей жизни некие течения, которые, как ни старайся, миновать не можешь. Надо просто отдаться им, и волны вынесут тебя туда, куда надо.
– Кому надо? – тут же спросила я.
– О-о-о, началось, – простонал Тим. – Ты, Ларина, как маленькая, любишь задавать вопросы, на которые нет ответов.
– Даже у тебя? – удивилась я.
Я привыкла к тому, что он все знает.
– Даже у меня, – сказал Тим. – И вообще, чего ты завелась из-за этой Перми? Это ведь всего два дня. Съезди и забудь. Опять же неужели тебе не интересно? Ты ведь, наверное, ни разу там не была, а? Погуляешь, поглазеешь.
– Да дело не в Перми, – вздохнула я. – А в том, что какого черта я туда еду? Думаешь, у Бена есть какая-то идея? Думаю, что ему просто нечем заняться. А что там твоя финка? – резко переменила я тему.
– Финка? – задумался Тим.
– Ты, кстати, прости-я проболталась Юльке, – призналась я.
– Ерунда, – сказал Тим. – Не парься. Я вот размышляю, жениться или как.
– Тим, – тихонько проговорила я, – ты так сильно хочешь свалить за границу? Ведь жениться на финке означает свалить к ней туда, в Финляндию.
– Не обязательно.
– Ой, – рассмеялась я, – только не говори мне, что она фанатеет от нашей с тобой родины.
– Не фанатеет, – согласился Тим. – Но все равно. Дело не в «свалить».
– Так не женись, и все дела, – предложила я.
– Ирка, – сказал он, – а тебя не тоскливо одной?
Ирка? Ирка-это тревожный симптом. Иркой он меня зовет раз в два года.
– Одной? – переспросила я. – Я не одна. Я-с вами.
– Это-то понятно, – сказал Тим. – Но вот чтобы дома кто-нибудь тебя ждал…
О-о-о… Все вон как, оказывается, запущено.
– Ждал бы меня дома? – повторила я. – Знаешь, Тимон, это скорее женская роль, чем мужская. Я просто не могу представить себе, как меня кто-то вдруг будет ждать дома. Скорее всего, это я буду ждать, смотреть на часы, подогревать супчик, прятать сырники под одеяло, чтоб не остыли, и пыхтеть от злости.
– Ладно, – пробормотал Тим, – проехали.
Колбасит нашего Тимофея, ой как колбасит…
А финка… финка, может, и будет сидеть дома, греть сырники, или что там у них греют, и встречать его в дверях с улыбкой на лице.
Короче, суббота получилась невеселой.
22 ноября, воскресенье. Я больше не хочу быть как Селезнева. Потому что сегодня я встречалась с Селезневой. И все вроде шло в рамках нормального. Селезень трещала про свою очередную поездку, на этот раз в Берн, я терпеливо слушала ее, попутно пытаясь сообразить, зачем я вообще тут сижу, и не находя ответа на этот вопрос. Потом настала пора охладиться.
60 
