очень нудно 
63 
Сон Умара был прерван самым грубым и неожиданным образом: его ни с того ни с сего схватили за волосы и рывком сбросили на пол. Протерев глаза, он увидел двоих русских, стоявших над ним с пистолетами в руках. Еще один неверный заглядывал в комнату из прихожей. Умар никогда не считал себя правоверным мусульманином, вспоминая о вере отцов только тогда, когда нужно было обобрать или прирезать иноверца, но сейчас, глядя в глумливые лица ночных гостей, он первым делом вспомнил именно это слово: неверные. В душе его все еще не было страха, он просто не мог воспринять этих русских быков всерьез. Ночное вторжение озлобило его, и, сидя в одних трусах на голом дощатом полу, он подумал, что джихад – не такая уж плохая вещь. Этих свиней действительно надо резать под корень вместе с женами и детьми. Как они посмели?!
Сверкая черными глазами, он еще раз посмотрел в эти лица, чтобы получше их запомнить, но разглядеть их как следует не успел: его со страшной силой ударили в лицо дорогим тупоносым ботинком, и он опрокинулся на спину, ничего не видя из-за плясавших перед глазами разноцветных искр.
– Ну что, чурка, оклемался? – издевательски спросил один из гостей и, снова схватив Умара за волосы, заставил его сесть. – Поговорим?
– Я тебя не знаю, собака, – с трудом выговорил Умар. Разбитые губы шевелились плохо, по подбородку текло что-то теплое. – Чей ты? О чем мне с тобой разговаривать?
– О Гусе, например, – ответил хрящелицый незнакомец с синими от наколок пальцами. – Его нашли час назад.., правда, не всего. Ты не в курсе, где остальное?
– Э, – сказал Умар, утирая кровь с разбитых губ, – кто ты такой, чтобы мне с тобой разговаривать? Чьим голосом говоришь, пес?
– Ты что, козел, сам не врубаешься? – удивился хрящелицый. – Ты че, падло, решил, что мы с тобой пришли разборки клеить? Мы учить тебя пришли, урод. Мы войны не хотим, но если твои козлы бородатые будут наших братанов мочить, мы вас от Москвы до самой вашей долбанной Ичкерии размажем, как маргарин по сковородке.
– Совсем ничего не понимаю, – сказал Умар, медленно вставая с пола и садясь на кровать. У него хватало ума не держать дома огнестрельное оружие, но под подушкой всегда лежал остро отточенный пружинный нож. Умар понимал, что выглядит жалко: в одних трусах, с разбитыми в кровь губами, в окружении вооруженных, одетых в тяжелые кожаные куртки людей, в жалкой квартире с выцветшими обоями и облупившимся скрипучим полом… Это было ему на руку: бандиты заметно расслабились и даже убрали пистолеты. – Ничего не понимаю, – повторил он, старательно утрируя кавказский акцент. – Какой гусь, зачем гусь? Я гусь не кушаю, барашка люблю, понимаешь? Что ты хочешь? Деньги хочешь? Немножко деньги есть, возьми все и иди. Не знаю никакой гусь, понимаешь?
– Под дурака косит, козел, – подал голос длинный сутулый тип, стоявший в прихожей. Он все еще вертел в руках вороненый “наган”, словно только и ждал случая пустить свою игрушку в ход. – Дай ему, Маныч, для прочистки мозгов.
– Забей пасть, гнида! – рыкнул хрящелицый. – Ты на стреме стоишь, вот и стой. Мы тут как-нибудь без тебя разберемся.
– Зачем разбираться? – жалобно спросил Умар. Его рука наконец-то скользнула под подушку. Пальцы нащупали удобную пластмассовую рукоять и теплый металл хромированной кнопки.
В следующее мгновение Умар вскочил с постели, неуловимым стремительным движением выбросив вперед правую руку. Пружина звонко щелкнула, и в воздухе сверкнуло тонкое, любовно отполированное лезвие. Маныч каким-то чудом ухитрился отпрянуть, что уберегло его глотку от смертельного удара. Нож распорол толстую кожу куртки, как папиросную бумагу, прочертив по татуированной груди бандита тонкую красную полосу.
– Ух, блин! – удивленно выдохнул Маныч, уклоняясь от колющего удара, направленного в живот. Он споткнулся о ножку кровати и с грохотом рухнул на пол, придавив своим телом карман, в котором лежал пистолет. Пытаясь приподняться, он получил сильный пинок босой пяткой в лицо. Это было оскорбительно и к тому же очень больно. Маныч взревел и бросился на противника.
Не зря Умар ежедневно проводил по три-четыре часа в спортивном зале. Культуризм он считал пустой тратой времени, приводящей вдобавок к карикатурному искажению облика, дарованного человеку аллахом. Умар не собирался искажать свой облик – он совершенствовался в восточных единоборствах, и на протяжении следующих трех минут Маныч и два его приятеля получили неплохую возможность ознакомиться с некоторыми неизвестными им приемами и способами нанесения увечий и повреждений. Они, как и Умар, посещали спортивные залы и, как могли, поддерживали себя в форме, но проклятый мусульманин дрался, как дьявол, и все время выворачивался из рук, так что они втроем никак не могли его успокоить.
63 
