очень нудно 
93 
Юрий стремительно пересек комнату и прижался к стене в метре от застекленной двери, которая вела в прихожую. Его левая ладонь легла на выключатель, в правой словно по волшебству оказался пистолет.
Наконец табуретка с негромким стуком уперлась в стену, послышался шорох одежды, когда ночной гость протискивался в полуоткрытую дверь, по полу прихожей трижды отчетливо стукнули каблуки, заставив Юрия удивленно приподнять брови, а затем застекленная дверь распахнулась, и в комнату вошла Таня.
Плечи ее просторного светлого плаща потемнели от дождевой воды, роскошные волосы намокли и падали на лицо слипшимися прядями. Похоже было на то, что, выходя из дому, она забыла зонтик. Это не удивило Юрия. Странно было другое: как она вообще смогла выйти из квартиры, в которой сидел Разгонов? Эта мысль снова разбудила мрачные подозрения, и Юрий нахмурился: а визитер-то засланный!
Он снял руку с выключателя и шагнул вперед. Таня стремительно обернулась и сделала странное движение, словно собираясь броситься к нему, но тут же спохватилась и застыла посреди комнаты, подавшись всем телом вперед и сложив перед собой руки в почти молитвенном жесте. “Кающаяся блудница, – язвительно подумал Юрий. – Татьяна из Магдалы…"
– Зачем пришла? – без предисловий спросил он, и в голосе его не было ни капли тепла. Этот сухой и холодный, как зимний ветер, голос заставил Таню вздрогнуть и опустить руки. Юрию вдруг стало интересно, была ли промелькнувшая в ее глазах боль настоящей, или Таня снова разыгрывала какую-то роль.
– Я пришла сказать, чтобы ты уезжал. Немедленно. Не вздумай играть в эти игры, Инкассатор. Тебя убьют.
– Кто тебя послал?
– Благодаря тебе меня уже давно никто никуда не посылает. Я не работаю на Понтиака. Я вообще ни на кого не работаю. И я говорю тебе: уезжай. Ты играешь с огнем, а это очень опасная игра.
Он заметил, что все еще держит в руке пистолет, щелкнул предохранителем и засунул оружие за пояс.
– Ну вот, – сказал он. – Если там, за дверью, стоит кто-нибудь еще, можешь подавать условленный сигнал: три раза прокуковать кукушкой или кукарекнуть.
– Нет, – огрызнулась Таня, – мы договорились, что я свистну иволгой. Кретин! Ты думаешь, я притащилась сюда, чтобы шутить?
– Нет, – медленно сказал Юрий, пересек комнату и присел на подлокотник кресла. – Я так не думаю. Я вообще не понимаю, зачем ты пришла. Откуда вдруг такая забота? Боишься, что оставлю тебя без спонсора? Но ведь ты должна была давно привыкнуть к мысли о его смерти. Сколько ему осталось – полгода, год? – Он заметил, как вздрогнула Таня, и беспощадно напомнил себе: не размякать! – Похоже, ты удивлена, – сказал он после короткой паузы, во время которой закурил сигарету. – Но только представь себе, как будет удивлен Самойлов, когда узнает, что ты наградила его болезнью гомиков и наркоманов!
Бледная как полотно, Таня сделала шаг в сторону двери, но тут же взяла себя в руки и, тряхнув мокрыми волосами, уселась на краешек дивана, вызывающе вздернув подбородок. Глядя на нее, Юрий в который раз поразился тому, какая она красивая.
– Хорошо, – сказала она, – если ты хочешь говорить об этом, давай поговорим. Хотя мне и непонятно, зачем это тебе. Ты-то здоров! И еще мне непонятно, почему Кощей рассказал тебе об этом.
– Кто?
– Кощей. Тот тип, который вместе с Самойловым приволок тебя ко мне. После того как ты убил Графа, он переметнулся к Понтиаку и уже два месяца тянет из меня деньги, угрожая рассказать Самойлову, кто я такая. Иногда мне хочется нацедить стакан собственной крови, расцарапать этому мерзавцу рожу и выплеснуть кровь на царапины.
– Да, – сочувствующим, тоном заметил Юрий, – обычным путем тебе его не достать.
Таня снова вздрогнула, как от пощечины, и Юрий вдруг почувствовал себя очень неуютно. Он слишком мало знал об этой женщине, чтобы выступать в роли судьи. Все его знания о ней сводились к двум вещам: она была очень опасна, и она была желанна. Может быть, именно в силу второго обстоятельства известие о том, что она пользуется своим телом как бактериологическим оружием, задело его так сильно.
– Извини, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал мягко. – Кто я такой, чтобы судить?
Таня рассмеялась, и смех этот напоминал скрежет битого стекла, на которое наступили сапогом.
. – Ты – единственный, кто может судить, – сказала она. – Просто потому, что ты чист. Ты именно тот человек, который имеет право бросить в меня камень, потому что ты… Впрочем, неважно. Важно, чтобы до рассвета ты исчез из города. Мне все время больно с тех пор, как мы с тобой познакомились, а если эти животные тебя убьют, мне станет еще больнее.
93 
