109 
— Чепуха какая-то, — развел руками Глеб. — А как он выглядел, этот киллер?
— Около пятидесяти лет, среднего роста, коренастый. Заика.
Сиверов хмыкнул и снова наполнил рюмки, не забыв на этот раз и себя.
— Это надо отметить, — сказал он.
— Что именно?
— То, что круг постепенно сужается. Вы, случайно, не помните, как в день вашего приезда на побережье какой-то тип попросил у вас огня? Ну же, Федор Филиппович, напрягите свою профессиональную память!
Генерал честно напряг память и вдруг со звуком, похожим на пистолетный выстрел, хлопнул себя ладонью по лбу.
— Заика! — воскликнул он. — Среднего роста, коренастый, возраст — под пятьдесят… Черт бы меня побрал! Да тут мы прохлопали. Сообрази я позвонить в Рязань пораньше, мы могли бы взять этого типа с поличным. Слушай, а ведь картина и впрямь интересная! Если отбросить все версии, не поддающиеся проверке, получится, что этот тип, во-первых, знает меня в лицо, а во-вторых, близко знаком со Становым. Очевидно, ты вызвал у них подозрение, они стали за тобой следить и вышли на меня. Отсюда и неудачное покушение, отсюда и визит вооруженного заики к Корнееву,..
— Вам придется проверить ближайшее окружение Станового, — сказал Глеб, — и поискать пересечения с кругом ваших знакомств. Подозреваю, что наш заика обнаружится именно там, в точке пересечения двух окружностей.
Генерал задумчиво кивнул и, кажется, собирался что-то ответить, но тут откуда-то донеслось знакомое электронное кваканье. Сиверов протянул руку, взял с подоконника свой мобильник и показал генералу темный дисплей.
— Это ваш, — сказал он.
Федор Филиппович заметил старательно запрятанную в уголках его губ улыбку, сердито нахмурился в ответ и решительно полез в портфель. Естественно, в портфеле мобильника не оказалось. Генерал растерянно огляделся по сторонам, гадая, куда могла опять запропаститься проклятая игрушка. Глеб встал, сходил в ванную, вынул телефон из кармана висевшего на змеевике пиджака, подал его генералу и деликатно отвернулся, занявшись приготовлением кофе.
Впрочем, ушей он не затыкал, и каждое сказанное генералом слово было ему отлично слышно. Глеб не переживал по этому поводу: если бы Федор Филиппович не хотел, чтобы его слышали, он бы так и сказал.
— Слушаю, — произнес Потапчук тоном человека, которого грубо оторвали от чрезвычайно важного занятия. — Да, я. Кто?! Ах, вот как… Признаться, это сюрприз. Да, представьте себе, помню. Легок на помине, совершенно верно. Рад слышать. Хотя, не скрою, удивлен. Нет, никак не предполагал. Кстати, откуда у вас номер моего мобильного? Хотя, о чем это я… Вы ведь работали у нас, с вашей квалификацией это не проблема. Встретиться? Ну, отчего же… Что?.. Да господь с вами, что за странная фантазия! Чего, по-вашему, я должен бояться? Да и стар я уже, чтобы бояться. Когда, вы говорите? Завтра? Ничего, не волнуйтесь, я освобожусь. Во сколько? Идет. Да, договорились. До встречи.
Он выключил телефон, рассеянно положил его на стол рядом с пепельницей и медленно повернул голову к Глебу. Слепой смотрел на него широко раскрытыми глазами, забыв о шипящей, плюющейся ароматным паром кофеварке.
— Становой, — отвечая на его немой вопрос, проговорил Федор Филиппович. — Говорит, что хочет встретиться для какого-то важного разговора. Ты что-нибудь понимаешь?
— Я понимаю одно, — задумчиво ответил Глеб. — Хоть вы и сказали ему, что не боитесь, я бы не рекомендовал вам отправляться на эту встречу без бронежилета.
ГЛАВА 13
Таксист притормозил напротив транспортной проходной. Ржавые створки ворот валялись в бурьяне, на бетонной перекладине еще виднелась мятая жестяная табличка с грозным требованием предъявить пропуск в развернутом виде. Кирпичная будка охранника беззубо скалилась выбитыми окнами, выщербленные, замусоренные ступени вели к развороченному дверному проему, из которого какие-то хозяйственные граждане выдрали дверь вместе с коробкой. В проеме виднелся покосившийся турникет, нелепо торчавший посреди узкого коридорчика, заваленного обвалившейся со стен штукатуркой вперемешку с каким-то неопределенным мусором. На крыше караульного помещения росла молодая березка; еще одна березка, поменьше, каким-то чудом укоренилась на бетонной поперечине высоких транспортных ворот. Покрытый ржавыми потеками бетон растрескался, взломанный ее корешками, под моросящим дождем вяло мокла проросшая лебеда. За проходной виднелся мертвый остов большегрузного прицепа-рефрижератора, сверху донизу исполосованный рыжими языками ржавчины, до половины утонувший в зарослях могучего российского бурьяна. Почти сразу же за воротами корявый, изломанный асфальт исчезал — не то просто кончался, не то был надежно погребен под толстым слоем глинистой, размытой дождями, изъезженной колесами тяжелых грузовиков грязи. В глубоких колеях тускло поблескивали рябые от дождя лужи, по обе стороны дороги громоздились штабеля растрескавшихся бетонных плит, а за ними виднелась мокрая кирпичная стена какого-то цеха с черным провалом распахнутых настежь ворот.
109 
