Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
47 
— Откуда мне знать? — сказал Глеб. — Если это маньяк, сумасшедший, то он, наверное, получает своеобразное удовольствие от самого процесса. Ему нравится играть с нами, загадывать загадки, заставлять нас бояться и вздрагивать от каждого неожиданного звука… А просто перерезать глотки спящим — что в этом интересного? Никакого изящества, все просто и грязно, как на скотобойне… И потом, если он воображает себя людоедом, убивать нас оптом ему не с руки. Холодильника-то у него нет, вот он и соблюдает очередность.
— Боже, что за извращенная фантазия!
— При чем здесь фантазия? Поверьте, если бы острая нужда заставила вас питаться человечиной, вы бы сами до этого додумались, как любая рачительная хозяйка, предпочитающая свежее мясо тухлятине. Мы для него — просто мелкий домашний скот. Пасемся под присмотром, нагуливаем вес…
— Бр-р-р, ну и перспектива… Ладно, насчет маньяка я, кажется, все поняла. А если это все-таки не маньяк? Если кто-то не хочет пускать нас на Каменный ручей из каких-то своих соображений, зачем ему в таком случае весь этот отвратительный кровавый балаган? Почему мы до сих пор живы?
— Возможно, ему не хочется вас убивать, — сказал Глеб. — Вас персонально или вместе с вашими коллегами… Может быть, он просто хочет вас напугать, заставить повернуть обратно. Право, не знаю, чем он при этом руководствуется, какие мотивы им движут. Возможно, сентиментальные воспоминания?
— Что?! — Горобец мгновенно поджалась, лицо ее подсохло и затвердело, как посмертная маска, глаза метали молнии из тени козырька. — Простите, но я не понимаю ваших намеков!
— Не понимаете или не хотите понимать?
— Я же ясно сказала: не понимаю!
— Тогда почему вы так нервничаете? Хорошо, если хотите, я скажу это сам, но учтите: вам будет неприятно это слышать. Хотите, чтобы я продолжал?
— Можно подумать, вас это интересует… Впрочем, почему бы и нет? Прошу вас, продолжайте.
— Учтите, вы сами вызвали меня на этот разговор. Так вот, я не верю ни в оборотней, ни в вампиров, ни в прочие чудеса. Точно так же я не верю в то, что кто-то из той партии, о которой рассказывал Пономарев, мог выжить в глухой тайге, питаясь, извините, человечиной, в течение доброго десятка лет. Пусть даже не десять лет, а пять, все равно я в это не верю. Для этого нужно действительно перевоплотиться в зверя — физически перевоплотиться, а не в собственном воображении. Так что, Женя, мне кажется, если я выслежу и прикончу этого негодяя, а потом приволоку его в лагерь, вы почти наверняка узнаете знакомое лицо. Может быть, даже родное.
Он ожидал бурной реакции, может быть, даже истерики, но «солдат Джейн» только тихонько, прерывисто вздохнула и долго молчала, переваривая это сообщение, которое, судя по всему, не явилось для нее большой неожиданностью. Глеб вынужден был в очередной раз признать, что она умна и отлично умеет держать себя в руках. Кроме того, ему не могла не импонировать определенная схожесть образа мыслей, которую он заметил между собой и Евгенией Игоревной — той самой несгибаемой Евгенией Игоревной, что на протяжении каких-нибудь несчастных суток превратилась для него сначала в «просто Евгению», а затем и в Женю. Сближение было налицо, причем настолько стремительное, что это вызывало у Слепого недоумение. Можно было подумать, что, отправляясь в эту экспедицию, Горобец не так уж сильно надеялась застать мужа в живых и на протяжении всего пути выбирала, к кому бы ей прислониться. Выбирала-выбирала, а теперь, значит, выбрала…
Это была скользкая мысль, и Сиверов с некоторым усилием выбросил ее из головы. Додумывать эту мысль до конца, наверное, действительно не стоило, тем более что Горобец ему нравилась — и как женщина, и как человек. Только не как начальник… Впрочем, чины в этом деле никогда и никому не мешали. Как там говорили на фронте? «Война все спишет», вот как…
— Спасибо вам за откровенность, — тихо сказала Горобец и легко дотронулась до плеча Глеба своей узкой сильной ладонью. — Я сама об этом все время думаю… Но давайте все-таки считать, что это сделали браконьеры. Они ведь очень жестокие люди, вы просто не знаете… — Ее лицо на мгновение потемнело. — Давайте, а? Вам ведь, в сущности, безразлично, от кого нас защищать, правда?
— Правда, — солгал Сиверов.
В этот момент их коротенькая колонна остановилась, и спереди донесся крик Гриши:
— Игоревна! Поди-ка сюда! Говори, куда идти, начальник! Тут кругом болото, чтоб ему пусто было!
47 
