очень нудно 
86 
— Ничего не понимаю, — чуть слышно сказала она, не уточняя, чего именно не понимает.
Тянитолкай посмотрел на нее как-то странно: не то как на последнюю дуру, не то как на великую притворщицу.
Позавтракали они быстро — солнце уже встало, да и завтрак у них был не из тех, что отнимают много времени. Кружка слабо заваренного — из экономии — чая без сахара, пара черных сухарей — вот, собственно, и весь завтрак. Затушив костер, они привычно навьючили на себя изрядно полегчавшие рюкзаки и вернулись к краю болота.
От болота разило гнилью, чувствовалось, что трясине прямо-таки не терпится поскорее вобрать в себя их тела и немедля приступить к сложному процессу переработки их в жирную, отвратительно воняющую тину.
— Ненавижу пиявок, — зачем-то сообщила Горобец.
— А кто их любит? — философски заметил Тянитолкай. После инцидента с исчезнувшей слегой он странным образом успокоился, перестал ворчать и злиться и снова превратился в привычного Тянитолкая — бесстрашного, безотказного, хладнокровного и немного угрюмого от природы молчуна, на которого, казалось, во всем можно положиться. Однако Глеб точно знал, что полагаться на него нельзя, и терялся в догадках, пытаясь понять, что означает сия странная перемена. — А вешек-то нет, — продолжал Тянитолкай. — Тоже, наверное, течением унесло или ветром сдуло…
Он был прав: вешки, еще вчера косо торчавшие из воды, исчезли. Глеб пригляделся и невесело усмехнулся.
— Почему нет? Вон они, плавают…
Вешки, все три, действительно спокойно плавали в стоячей воде далеко в стороне от тех мест, где стояли накануне. Очевидно, тот, кто прошел здесь на рассвете, вырвал их одну за другой и отбросил как можно дальше от тропы, надеясь таким образом заставить преследователей отказаться от погони.
— Толку от них теперь, — проворчал Тянитолкай и, явно не сдержавшись, добавил: — Как от тебя.
— Что же делать? — растерянно спросила Горобец.
— Ерунда, — сказал Глеб, изображая уверенность, которой на самом деле не испытывал. — Во-первых, я довольно точно помню, где они стояли. А во-вторых, слеги на что? Мы знаем, что тропа здесь, прямо перед нами, а раз так, сумеем ее нащупать. Главное, что этот клоун нас боится. Ему уже не до фокусов с отрезанием голов. Он спасается бегством и бежит, как обычно и случается со всеми этими полоумными, прямиком к своему логову, надеясь там отсидеться. Я же говорил, стоит только чуточку на него нажать, как он растеряется и начнет делать глупости.
— Вот как начнет, он в нас палить из-за какой-нибудь коряги, — зловеще произнес Тянитолкай, — вот тогда попрыгаем. Даже спрятаться некуда, болото кругом…
— А ты, чуть что, ныряй с головой, — посоветовал Глеб. — Правда, там пиявки, но ты ведь в накомарнике. Авось, не прогрызут.
«Глупо, конечно, — подумал он, заметив, как поморщилась от его последних слов Евгения Игоревна, — но что делать? Признать, что Тянитолкай кругом прав, а я виноват? Как бы не так, ребята. Не я вас сюда привел, а вы меня, так что на меня обижаться вам не за что. А засада… Ну, тут уж ничего не попишешь. Если придется, нырнете как миленькие. И я в случае чего тоже нырну. А потом ка-а-ак вынырну!..»
— Ладно, хватит без толку языком молоть, —рассудительно сказал Тянитолкай. — Веди, Сусанин, раз такой умный.
Глеб посмотрел на них, но не увидел выражения лиц — мешали проклятые накомарники. Тогда он повернулся к ним спиной и, больше не оглядываясь, нащупывая перед собой дорогу слегой, вошел в болото и двинулся вперед, держа курс приблизительно туда, где вчера на закате видел первую вешку. Позади, на берегу, Евгения Игоревна напряженным голосом сказала Тянитолкаю: «За ним», и Глеб услышал за спиной тяжелый плеск воды.
Тропа здесь действительно была, а по обе стороны от нее слега беспрепятственно проваливалась на всю длину в зыбкое, сосущее, голодное ничто. Глеб шел, по очереди с трудом выдирая ноги из вязкого плена и все время держа перед своим мысленным взором картину торчащей из воды свежей ветки со слегка поникшими листьями. Он знал: стоит оступиться, шагнуть одной ногой мимо тропы, потерять равновесие, и без посторонней помощи из болота уже не выберешься. Там, в трясине, не на что опереться и не от чего оттолкнуться. Один неверный шаг — и надежда только на своих спутников, а на них-то надежды и маловато. Горобец, наверное, попыталась бы его вытащить, но у нее просто не хватит сил для такой операции. И потом, чтобы добраться до Глеба, ей придется как-то обойти Тянитолкая, что, принимая во внимание ширину тропы, представлялось Сиверову невозможным. А Тянитолкай… Тянитолкаю Слепой больше не доверял, он вообще не доверял людям, которые перед лицом опасности начинали демонстрировать утонченность своей душевной организации. А тезка именно так себя и вел: то ворчал и не хотел никуда идти, то скандалил, то угрюмо отмалчивался целыми сутками, то вдруг начинал вести себя как ни в чем не бывало, словно принял какое-то решение.
86 
