очень нудно 
44 
— Или как, — жестко ответил Рогозин. — Некогда мне с тобой кататься. И потом, ты хотел говорить о деле, а здесь Москва, а не какие-нибудь Красные Смердуны. Здесь надо либо машину вести, либо языком чесать.
— Да, — сказал волчьелицый, — водитель из тебя всегда был, как из дерьма пуля. Ладно, говорить так говорить. Что думаешь предпринять, Юрик?
— В каком смысле? У меня, знаешь ли, много разных планов, так что говори поконкретнее, уж будь так добр. И учти, что у меня мало времени.
Собеседник Рогозина протяжно вздохнул, и Чек услышал, как он чиркает колесиком зажигалки.
— Ну что ты темнишь, старик? — сказал он наконец. — Что ты целочку-то из себя строишь? Конкретность ему подавай… Хорошо, вот тебе конкретный вопрос: что ты намерен предпринять, чтобы я молчал о твоем участии в деле этой Свешниковой? Я, братец ты мой, одиннадцать лет мечтал задать тебе этот вопрос, так что ты уж постарайся, не разочаруй старого корешка, ответь как полагается. На суд явиться у тебя кишка оказалась тонка, да и папашка позориться не хотел, так ты уж хотя бы теперь поднатужься, побудь хоть пару минут мужиком.
Чек пропустил ответ Рогозина, на некоторое время выпав из реальности и погрузившись в состояние, близкое к кататонии. «Свешникова — одиннадцать лет. Одиннадцать — Свешникова…» — без устали крутилась у него в голове одна и та же мысль.
— Вам плохо? — спросила проходившая мимо официантка.
— Да… Нет… Не знаю, — сказал ей Чек, не слыша собственного голоса и не понимая, что он говорит и говорит ли что-нибудь вообще. — Вы знаете, одиннадцать лет назад у меня погибла сестра. Ее звали Анна, Анна Свешникова. Мы с ней были от разных отцов, потому и фамилии разные: у нее Свешникова, а у ме…
Он оборвал себя на полуслове, поняв, что говорит лишнее, и поспешно закурил, стараясь вникнуть в то, что бубнили голоса в его правом ухе.
— Сочувствую, — разом поскучнев, сказала официантка. — Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Нет, — сказал Чек. — Спасибо вам. Извините, я не хотел вас пугать. Просто накатило вдруг… У меня так бывает. Все уже прошло, спасибо.
Официантка ушла, недоверчиво оглядываясь и явно борясь с желанием попросить его немедленно расплатиться за кофе. Чтобы она успокоилась, Чек выложил на стол крупную купюру и сосредоточился на происходившем в салоне «бьюика» разговоре.
-..деньги немалые, — услышал он обрывок фразы, произнесенной голосом Рогозина.
— Не смеши меня, старик, — лениво прохрипел собеседник президента «Эры». — Кто бы плакался!..
— Плакаться у меня и в мыслях не было, — сердито огрызнулся Рогозин. Но я же не «челнок» какой-нибудь, не торгаш с базара, я бабки в чулке не храню, они у меня работают. Чтобы собрать полмиллиона зеленых, мне нужно хотя бы три дня. Это минимум, ясно?
— Не забудь про паспорт с московской пропиской, — напомнил хрипатый.
— А какая-нибудь другая прописка тебя не устроит? — недовольно поинтересовался Рогозин.
— Не устроит. Я тут родился и вырос, и помереть хочу тоже тут. Да ты не бойся, в гости ходить не буду. Закончим дело и разбежимся, как котики-песики после случки.
— Надеюсь, — сухо сказал Рогозин.
— Знаешь, — сказал вдруг хрипатый странно изменившимся голосом, кантовался я как-то на пересылке в Крестах, и встретился мне там один очкарик из образованных, вот вроде тебя, только не такой гнилой, пожалуй… Переехал он кого-то, что ли, на тещиных «жигулях». Он мне одну вещь сказал, так я ее на всю жизнь запомнил. Мы, говорит, пуще всего не любим тех, кому какую-нибудь подляну кинули. У него это, конечно, красивее звучало, глаже, но за смысл я ручаюсь.
— Я спешу, — напомнил Рогозин.
— Спеши, спеши. Не стану задерживать. Твое время на вес золота, ясно даже и ежу…
Чек услышал, как щелкнул, открывшись, замок дверцы, и встал, почти не чувствуя под собой ног. Где-то на заднем плане, на самом краю сознания, все еще пульсировало монотонное: «Свешникова — одиннадцать лет… Свешникова… одиннадцать лет… Свешникова…» Он двинулся к выходу, машинально играя в кармане кнопками пульта, заставляя направленный микрофон почти бесшумно поворачиваться на штативе вслед за хромым человеком с волчьей физиономией. Он увидел, как отъехал от бровки тротуара длинный золотистый «бьюик», и ускорил шаг, почти перейдя на бег, когда заметил, что человек, за которым он следил, подошел к припаркованной метрах в двадцати от его «хонды» белой «девятке». «Сейчас сядет в такси и уедет, — лихорадочно подумал Чек, — и тогда поминай, как звали. А упускать его нельзя. И Канаш не велел, и… и вообще».
44 
