очень нудно 
66 
— Тс-с-с-с! — прошипел кто-то прямо у него над ухом, и предыдущий день во всех своих подробностях налетел на Чека, как выскочивший из-за угла тяжелый грузовик с пьяным водителем.
Он вспомнил, как похожая на ушедшую в столетний запой Бабу Ягу Агнесса Викторовна пыталась вскрыть рану на плече Баландина, трясущимися артритными руками с трудом удерживая сточенный кухонный нож, продезинфицированный водкой и для верности прокаленный над пламенем керосиновой лампы. Чека мутило от этого кошмарного зрелища, но у него хватило ума понять, что если он не возьмется за дело сам, Баландин попросту истечет кровью, пока старуха будет полосовать его своим тесаком. Он отобрал у Агнессы Викторовны нож и почувствовал, что не сможет разрезать этим варварским орудием живую плоть. Потом Баландин, в которого в качестве общего наркоза влили почти две бутылки водки, покрыл его трехэтажным матом и велел резать. Тогда Чек стиснул зубы, зажмурился, снова открыл глаза и стал кромсать плечо Баландина, как купленную на рынке говядину — спокойно и безжалостно.
Баландин вскрикнул только один раз — когда Чек за неимением других инструментов поддел и выковырял пулю кончиком все того же хлебного ножа. Нож при этом скрежетнул по кости, и Чек был уверен, что не забудет этот звук до самой своей смерти. Все остальное время Баландин то скрипел остатками зубов, то говорил, временами переходя с жаргона на чистую феню, которой Чек не понимал вообще, а старуха, казалось, понимала отлично, но переводить отказывалась. Перед тем, как влить в пациента первый стакан водки, Чек все-таки изловчился задать свой вопрос, и в процессе операции получил на него исчерпывающий ответ. Сомневаться в том, что Баландин говорит правду, не приходилось: он был не в том состоянии, чтобы врать, да и вообще, похоже, не понимал, где он и что с ним делают. Рассказ о том, как погибла сестра Чека, неоднократно прерывался лирическими отступлениями на тему лагерной жизни, от которых Чека перекашивало. Страшнее всего ему почему-то показалась старуха, которая все время сидела рядом, мелко тряся головой, и бормотала какие-то невнятные матерные молитвы. По мнению Чека, старуха была совершенно сумасшедшая, и он все время боялся, что она вот-вот зайдет к нему со спины и вцепится в горло своими скрюченными лапами. На самом деле Агнесса Викторовна была просто пьяна в стельку, но именно она, а не Чек, сообразила присыпать изрезанное, сплошь покрытое кровью плечо Баландина черным порохом, извлеченным из охотничьего патрона в тронутой зеленью медной гильзе. Впрочем, откуда Чеку было знать, что в этой берлоге водятся охотничьи патроны?
Края раны смазали йодом, высыпали сверху содержимое гильзы и плотно завязали взятым в автомобильной аптечке бинтом. Баландин к этому времени то терял сознание, то проваливался в сон, больше напоминавший глубокую кому. «Авось, не подохнет, — сказала Агнесса Викторовна, откидывая с морщинистого лба грязные седые пряди. — Здоровый бык, чего ему сделается». После этого она допила остатки водки, рухнула на продавленный скрипучий диван, замоталась в тряпье и захрапела.
И вот теперь Баландин, который и в самом деле оказался крепче железа, будил Чека, тряся его за плечо.
— Тс-с-с! — повторил хромой волк и для убедительности поднес к губам один из двух уцелевших на его левой руке пальцев. Чек поспешно отвел взгляд: смотреть на эту изуродованную клешню было выше его сил.
— Ты что? — шепотом спросил он, решив, что Баландин в бреду и не понимает, что делает. — Ложись, дурак, тебе спать надо.
— Какое, на хрен, спать, — хрипло прошипел Баландин, делая между словами длинные паузы, чтобы набраться сил. — Отсюда сваливать надо, сява. Ты же, пока меня сюда волок, наследил, как корова в валенках. Тебя же, небось, полмикраги видело, как ты меня на горбу пер. Не понимаю, почему здесь до сих пор мусоров нету. Машина где?
— Отогнал подальше, — прошептал Чек, с удивлением понимая, что Баландин вовсе не бредит и, более того, отлично помнит все, что с ним было накануне.
— Правильно, — одобрил Баландин. — И хрен с ней, забудь. Тачка, конечно, хорошая, но чересчур заметная. Заметут нас на ней, как пить дать. Теперь так… Я спросить тебя хочу: ты как, со мной пойдешь или сам по себе?
— А ты куда собрался? — спросил Чек. Накануне такая ситуация даже не могла прийти ему в голову: он собирался, проведя под крышей этой грязной берлоги ночь, уехать куда-нибудь подальше, чтобы без помех обдумать свои дальнейшие действия. Но прозвучавшее в заданном Баландиным вопросе предложение о сотрудничестве заставило его задуматься. — Что ты думаешь делать? — уточнил он свой вопрос.
66 
