очень нудно 
75 
Он встал, опрокинув табурет, и, по-прежнему сжимая в руке пустую рюмку, нетвердыми Шагами вышел в прихожую. Было начало одиннадцатого утра, но Аверкин чувствовал, что день, как и предупреждала народная мудрость, пропал целиком, с начала и до самого конца.
— Н-ну? — воинственно сказал он в трубку. Потом он заметил, что держит трубку вверх ногами, перевернул ее и повторил:
— Н-ну?
— Не нукай, — сказала трубка, — не запряг. Ты деньги собрал, нукало?
— Слушай, Забродов, — сказал Аверкин, внимательно следя за своим слегка заплетающимся языком. — Тебе не кажется, что комедию пора кончать? Шутка несколько затянулась, знаешь ли. Никому уже не смешно, а ты все кривляешься. Не стыдно, в твоем-то возрасте? И потом, скажу тебе честно: это была не самая удачная идея. Интересно, ты один это затеял или вдвоем с Мещеряковым? На него, вообще-то, непохоже. Заканчивай, капитан, не то с тобой половина твоих знакомых здороваться перестанет. Лучшая половина, учти.
— Але, гараж, — перебила его трубка, — ты с кем разговариваешь? Ты на каком, вообще-то, свете? Ужрался с утра пораньше, что ли? Ну точно, бухой, как земля! Только это твои проблемы, Аверкин. Ты бабки собрал или нет, рожа кагебешная?
— Пожалеешь, Забродов, — предупредил Николай. — Ну, за каким лешим тебе это нужно? Тебе ведь самому надоело, я же вижу. Позвонить вчера забыл… да чего там — позвонить! Ты даже забыл, каким голосом со мной в первый раз разговаривал!
Голос действительно был незнакомый — не забродовский, но и не тот, который говорил с Аверкиным в первый раз. Отставного майора это не смутило: Забродов был широко известен как первоклассный имитатор, способный изобразить кого и что угодно — от чириканья лесной пичуги до трубного рева разгневанного генерал-лейтенанта. Нынешний голос бывшего инструктора был хриплый, простуженный, почти нечеловеческий, словно Забродов говорил животом.
— Совсем рехнулся, — прохрипел этот голос. — Ты кончай под дурачка косить, майор. Тут карьеру спасать надо, престиж фирмы, а он ваньку валяет. Смотри, майор, не одумаешься — тебе этого не простят. И фирмачи твои, и те чучела в погонах, на которых ты раньше работал. Они тебе все припомнят, майор. Да и о семье подумать не мешало бы, как ты полагаешь? Жену-то любишь, небось? А дочку?
— Я тебе всю морду расквашу, недоумок, — пообещал Аверкин, мгновенно трезвея от ярости.
— Сначала заплати, а там уж как получится, — прохрипел голос.
— Ладно, — процедил Аверкин, так стиснув свободный кулак, что ножка зажатой в нем рюмки отломилась с жалобным щелчком. — Если ты так хочешь… Хорошо, я тебя слушаю.
Он решил не препятствовать Забродову довести эту глупую игру до конца. Пусть потешится, раз уж не хватает ума вовремя остановиться. Но когда весь этот бред достигнет своего апогея, и из каких-нибудь кустов, как чертик из табакерки, выскочит сияющий, довольный собой Забродов, вместо аплодисментов он получит по зубам — прямо по своей идиотской ухмылке, от души, с разворота…
— Ты меня слушаешь? — возмутился голос в трубке. — Это я тебя слушаю! Слушаю и все время слышу какой-то пьяный бред. В последний раз тебя спрашиваю: ты собрал деньги?
— Да какого дьявола! — взорвался Аверкин. — Ты подумай своей тупой башкой: где я возьму такую сумму?! Ну где?!
— Ладно, — неожиданно спокойно сказал голос, — тогда скажи, сколько ты можешь дать. Людям помогать надо. Сегодня я тебе, завтра ты мне… Так сколько?
— Десять, — сказал Аверкин, решив подыграть Забродову до конца.
— Я что, на паперти стою? Двадцать пять, и ни центом меньше, — сказал голос. И имей в виду, что ты снимаешь с меня последние штаны.
— Ничего, не обеднеешь, — проворчал Аверкин, начиная увлекаться этой безумной игрой. — Бери пятнадцать и скажи спасибо. Эта информация, если хочешь знать, яйца выеденного не стоит. Она давно протухла, только поэтому ты и смог до нее докопаться.
— А ты деляга, — сказал голос, и Аверкину почудились проскользнувшие в нем нотки уважения. — Знаешь ведь, что у тебя граната без кольца в заднице, а все равно торгуешься, характер доказываешь. Бог с тобой, приноси двадцать косарей, и разойдемся по-хорошему. Не отбирать же у твоей дочки последний кусок хлеба! Только не вздумай шутки шутить, Аверкин.
— Да куда уж мне, — сказал Николай. — Это ты у нас главный шутник, где мне с тобой тягаться!
— Вот именно. Никаких ментов, понял? Никаких твоих спецназовцев, никаких скрытых камер и всяких ваших штучек. Замечу — пожалеешь.
75 
