очень нудно 
109 
На свете, казалось, существовала только одна вещь, которая три раза в день заставляла этого громилу отводить глаза от девушки, — молитва. Во время моления он забывал о ней, опускаясь на колени на маленький коврик и возводя глаза к потолку и делая какие-то пассы руками, что-то шептал, периодически отвешивая поклоны.
Когда он в первый раз молился, Алине, не сталкивавшейся до того с мусульманами, зрелище показалось довольно занятным, и девушка с интересом разглядывала этого молодого еще парня, истово молящего о чем-то своего Аллаха. Но он, почувствовав вдруг ее пристальный взгляд, так грозно глянул в ее сторону, что любопытство девушки вмиг куда-то улетучилось, и с этого мгновения Алина всячески избегала смотреть во время молитвы в сторону своего сторожа.
Здесь, в подвале, время, казалось, остановилось, и Алина не могла поверить своим часам, утверждавшим, что с момента похищения прошло чуть более двух суток, ей казалось, что сидит она в этом подвале по крайней мере не меньше недели.
В первые часы девушка все время чего-то ждала. Она сама не знала чего. Ей казалось, что должна наступить какая-то развязка — или ей должны были сказать, ради чего состоялось похищение, или ее должны были убить либо изнасиловать, или в конце концов ее должны были освободить какие-нибудь с неба свалившиеся спецназовцы, в коротком и жестоком бою уничтожившие бы всех мусульман.
Но ничего не происходило. Никто ничего ей не объяснял. Никто с ней вообще не разговаривал, совершенно, казалось, не интересуясь ее персоной И постепенно Алине даже стала безразлична причина похищения. Она просто лежала на топчане, глядя в бетонный растрескавшийся потолок своей темницы и стараясь ни о чем не думать, ни о чем не вспоминать.
Так было легче.
Ведь воспоминания тут же отсылали ее к дому, к родителям, к Александру, и тогда сердце сжималось в ледяной комок, скованный тоской и болью.
* * *
Алина проснулась от того, что кто-то грубо и бесцеремонно тряс ее за плечо.
Первым делом девушка взглянула на часы — было три часа ночи. Над ней, что-то приговаривая на своем языке, склонился ее охранник. Подвал снова, как и в первый день похищения, был заполнен людьми. По их оживленному разговору Алина поняла, что что-то за эти дни все же произошло.
— Она проснулась, — доложил по-арабски Хабиб, обернувшись к Хайллабу.
— Хорошо. Исфахалла, объясни ей что к чему.
Только покороче.
— Слушаюсь, господин… Женщина, мы тебя украдали, — начал он, переходя на русский язык, коверкая и до неузнаваемости изменяя некоторые слова, — чтобы твой отец согласился скоро-скоро с нашим предложением. Он пока еще думает, но нам быть в Москве стало опасно. Мы едем в другое место. В машине тебя тоже будет охранять Хабиб, — он кивнул на ее огромного охранника, — поэтому веди себя хорошо. Он убьет тебя, если ему что-то не понравится… Ох, твой глупый старый отец совсем не хочет любить свою единственную дочку!
— Не правда, мой отец не глупый, — зачем-то горячо запротестовала Алина. — Он очень талантливый человек и крупный ученый!
— Ученый он действительно неплохой, и именно поэтому он нам нужен. Но он глупый, потому что поменял много-много денег и приглашение самого господина Амроллахи на мучения собственной дочери.
— Наверное, иначе было нельзя, — Алина категорически не хотела соглашаться с такой постановкой вопроса, но араб, казалось, совсем не намерен был спорить. Он просто констатировал факты, интерпретируя их на свой лад, и совершенно не слушал ее возражений.
— Можно. Думать людям можно всегда. А теперь мы едем. Чтобы ты случайно не убежала, мы вынуждены на всякий случай перестраховаться. Заведи руки за спину, — он жестом показал, чего хочет от девушки, и Алина послушно позволила надеть на себя наручники.
— Вот так… И еще, — с этими словами араб извлек из кармана несколько маленьких железных цилиндриков с закрепленными на них кольцами, и Алина поняла, что это гранаты. — Ты — наша заложница и наше прикрытие. Поэтому тебе придется носить эти штучки с собой.
Исфахалла засунул ей по гранате в оба кармана джинсов, а одну положил в нагрудный карман рубашки девушки, и Алина, почувствовав прямо у груди тяжесть смертоносного металла, невольно вздрогнула всем телом, не на шутку перепугавшись.
— Зачем вы это делаете?
— Если на нас нападут, ты погибнешь первой.
109 
