очень нудно 
34 
Наконец, ему повезло. Молоденький график, занимающий мастерскую на чердаке, сказал, что знает, где найти Тамару Колотову. Правда, перед этим он поинтересовался у Глеба, зачем она ему и кем он ей приходится.
– Да никем. Просто попросили. Хотят вернуть ей деньги за работу.
– О! – воскликнул молодой график, всплеснув руками. – Чему-чему, а деньгам Тамара обрадуется. Думаю, у нес с ними проблема. Я ей два дня назад одолжил двадцатку баксов. Правда, она эти деньги давным-давно отработала, но тем не менее, с деньгами у нес сейчас туго.
Глеб поблагодарил графика и, обрадованный, с адресом на клочке плотной бумаги, сбежал с седьмого этажа вниз: лифт в этом доме не работал.
Уже сев в машину, Глеб почувствовал какой-то странный зуд в ладонях. И он вспомнил примету: когда чешется левая ладонь – это к деньгам, а когда правая, значит, встретишь хорошего человека.
– Ну что ж, Тамара, скоро я до тебя доберусь.
Он пока не представлял, как и о чем будет с ней разговаривать, ему нужно было увидеть ее, услышать голос, а потом – Глеб это знал – все получится само собой.
За брючным ремнем у него не было сейчас пистолета – его любимого армейского кольта, – не было даже ножа в кармане. На сиденье машины лежала спортивная сумка. Правда, в сумке тоже оружия не было, там находились бутылка хорошего шампанского, бутылка водки и два наброска, сделанных художником-монументалистом – тем, бородатым, в пыльной, захламленной мастерской.
Глеб Сиверов быстро нашел нужный адрес. Один из послевоенных домов в районе станции метро «Шаболовская».
Он поднялся на последний этаж и остановился перед дверью, обитой досками. Дверь была поцарапана и изуродована множеством всяких надписей.
Глеб пару минут постоял, внимательно рассматривая дверь.
«Заходили. Тебя не было». «Васька, ты сволочь!!!»
«Водка куплена, ждем тебя в мастерской. Звони, приезжай. Мы тебя любим. Юля и Клава».
Сиверов улыбнулся и постучал. Очень долго никто не отзывался. Наконец, из-за двери послышался женский голос:
– Кто там?
– Свои, – непринужденно произнес Глеб.
– Кто свои?
– Мне нужен Василий, мне сказали, я смогу найти его здесь, – и Глеб назвал имя и фамилию молодого графика, который дал ему этот адрес.
Послышалась возня, звякнул ключ, и дверь приоткрылась. В кожаной куртке, накинутой поверх халата, в дверном проеме стояла Тамара Колотова. Ее глаза были красными, на щеках так же алели пятна, руки дрожали, губы кривились. Казалось, что она вот-вот разрыдается и бросится Глебу на грудь. Но женщина вместо этого отпрянула от двери, прижалась к стене, словно пес, ожидающий предательского удара.
– Не бойтесь, не бойтесь, – сказал Глеб, переступая порог. – Вы что, здесь одна?
Тамара кивнула растрепанной головой:
– Да, одна.
– А где Василий? – беспечно, но с любопытством осведомился Сиверов.
– Он уехал на этюды.
– Какие еще этюды?
– Ну, уехал на пленэр, писать пейзажи, – с трудом проговорила Тамара, и ее красивый рот неприятно скривился.
– А почему он мне ничего не сказал?
Колотова пожала плечами.
– А вы кто будете?
Глеб изобразил удивление:
– Как это кто? Друг Василия.
– Что-то я вас никогда раньше не видела…, – Тамара вдруг замолчала, прикрыв лицо руками.
– Что это с вами? Чего вы плачете? Что-то случилось? Может, я могу чем-нибудь помочь? – Глеб участливо наклонился к ней.
– Нет-нет, помочь вы мне не можете. Ничего, сейчас пройдет.
– Но войти-то мне хоть можно?
– Да, да, входите, – как-то абсолютно равнодушно и беспомощно махнула рукой Тамара. – Входите, располагайтесь. Вася уехал и оставил мне ключи, сказал, чтобы поливала цветы. Развел тут этих цветов целое море – и здесь, и на подоконнике, и даже на крыше, в ящиках.
Глеб осмотрел мастерскую: низкое, длинное помещение с несколькими мольбертами, с кульманом и стеллажами, плотно заставленными самоварами, горшками и гипсовыми слепками. Посреди узкой комнаты, ближе к окну, стоял приземистый стол. У окна примостился длинный радиатор. Диван располагался в углу, за холщовой ширмой. С потолка на проводах свисали лампы под абажурами. И где только можно было, повсюду стояли цветы: в вазах, горшках, обыкновенных консервных банках, в пакетах из-под молока, в каких-то странных, невообразимых стеклянных и керамических емкостях.
– Ого, сколько у него цветов! – присвистнул Глеб.
– Да, Василий сошел с ума. Они ему нравятся. А я от их запаха дышать не могу.
34 
