87 
Он свернул на Ленинградское шоссе. Большинство дачников уехало в пятницу вечером. Или в субботу с утра. И сейчас дорога была относительно свободна. «А не махнуть ли мне прямиком на родину? — подумал Семенов. — По прямой. Часика через три…»
— О чем думаете? — спросила Чусова.
— Да вот думаю: не податься ли на родину?
— А далеко?
— Сто пятьдесят километров.
— Значит, с ночевкой.
— Вы что, согласны?
— А почему бы нет? Я же сказал: мне все равно.
— И никаких дел в Москве?
— У меня есть управляющий. Все равно ведь придется на какое-то время уйти от дел. Я подыскала достойного кандидата.
— Значит, едем!
Он и в самом деле соскучился по родным. Но что мама скажет? Приедет с женщиной, родительница без труда определит, что та на сносях. Вот ситуация! И как ты в это вляпался, Василий? Тем не менее он ехал. Разговор между ним и Чусовой был вялый, ни о чем. В половине пятого они уже подъезжали к дому его родителей. Семенов издалека увидел у ворот машину брата. Вот, значит, как. Все семейство в сборе. Из ворот выбежали обе его племянницы — погодки. Одной десять, другой одиннадцать. Похожие, как две капли воды. Они даже учились в одном классе, и учителя их путали. Вроде и не близняшки, а все равно похожи.
— Дядя Вася приехал! Папа, дядя Вася приехал! Мама, дядя Вася приехал не один!
И началась суета. Семенова волновало только одно: что скажет мать? Брат-то понятно. Хлопнул по плечу, прогудел:
— Наконец-то!
А вот мать. Опустила глаза, тихо сказала:
— Хорошая женщина.
— Мама, я…
— Ничего не говори, Вася.
— Я только хотел сказать…
— Да я и так все вижу.
— Это не мой ребенок! — отчаянно крикнул он.
— Ох ты, Господи. Отец-то где?
— Сидит. То есть сядет.
— Сирота, значит.
— Мама, что ты говоришь?!
— Ты меня, Вася, прости. Я женщина простая, малограмотная. Всю жизнь в колхозе. Всего-то и знаю — ферму да коров. Вижу только, что женщина хорошая. Наша.
— Что значит «наша»?
— Тоже из простых. Дай Бог тебе счастья!
И она быстро-быстро его перекрестила. Не поняла. Никто не понял. А он сам себя понял? Вечером они вдвоем с Натальей Чусовой сидели на лавочке у дома, и тяжелый разговор начала она.
— Что такого вы узнали, что привезли меня сюда?
— Я просто хотел…
— Хватит! Ну, что?
— Я был в центре планирования семьи. Где ваш ребенок, Наталья Алексеевна?
— Какой ребенок? — вздрогнула она.
— Врач сказала, что вы уже рожали. Так где он?
Она молчала.
— Значит, не умер, — сделал вывод Семенов. -Сказать такое у вас язык не повернулся. Он жив. Отвечать, значит, не хотите.
— К Пенкину это не имеет никакого отношения, -быстро сказала она. — Мой сын.
— Значит, сын. А… сейчас? — Он покосился на ее живот.
— Тоже. Мальчик. Хотя определить еще трудно, но… Я это чувствую.
— Понятно.
— Хотелось-то девочку. Но мальчик тоже хорошо. Теперь вы скажите: что все это значит? Вы меня подозреваете? В чем?
— Ваш Пенкин — это не Пенкин, — сердито сказал Семенов. Она вздрогнула. Поскольку Чусова молчала, он начал сердиться. — Я пока не понимаю, какую аферу вы провернули и что за всем этим стоит. Но… Дело-то серьезное, Наталья Алексеевна!
— У вас нет доказательств. — Она зябко поежилась и закуталась в шаль. Хотя летняя ночь была теплой.
— Вы поехали со мной потому, что вам нужно свидание с ним, так?
— Мне… Да, нужно!
— Зачем?
— Мне просто надо на него посмотреть, поймите! А ему на меня. Он — отец моего ребенка. Я вас умоляю: отправьте дело в суд. Ведь он же во всем признался! Что не так? Какие вам еще нужны доказательства? Или, может, деньги?
Он вскочил.
— Да вы с ума сошли! Взятку мне предлагаете?!
— Извините, — тихо сказала она. — Сядьте, Василий… Иванович.
Он все еще топтался возле скамейки. Она тоже поднялась, взяла его под руку со словами:
— Хорошо. Пойдем, прогуляемся. Не кажется, что нам пора перейти на ты? Родственники тебя не понимают. Приехал с женщиной, женщина беременна. Брат, конечно, не догадался, отец тоже, но женщину разве проведешь? Я имею в виду твою маму.
— Где ты собираешься жить? — все так же сердито спросил он. — На что — это понятно. Есть у вас деньги. Если мои подозрения верны, то денег много.
— Ох ты, какой догадливый! — фыркнула она. -Квартиру куплю.
— Ему долго сидеть.
87 
