127 
Перелезть через забор, держа на плече Ирину, нечего было и думать, и он побежал вокруг дома, задыхаясь от режущей боли в раненом боку и мучительно ощущая, что делает не то и бежит прямиком навстречу гибели.
Лужайка перед домом была пуста. Глеб воспринял это как знак удачи. Видит Бог, он ни в чем так не нуждался сейчас, как в капельке удачи. Он тяжело побежал к узорчатой калитке.
Выбежав на улицу, он понял, что удача кончилась, и остановился – оборванный, страшный, в окровавленной одежде, с бесчувственным телом на плече, Толпа стояла молча и смотрела на него: знакомые лица, полузнакомые лица, лица, виденные мельком, и те, кого он не видел ни разу, оскаленные зубы, стеклянные глаза… Под гипнозом они все, что ли? Вряд ли, конечно: гипнотизер-то валяется в подвале и потихоньку остывает… Оружия ни у кого не было. Здесь стояли те, кто узрел свет истины еще не до конца.
Но кое-где в толпе Глеб заметил топоры, палки и даже вилы. Дичь какая-то. Восемнадцатый век.
Толпа стояла неподвижно. Улица слева от него была пуста, но он понимал, что стоит повернуться к толпе спиной, и участь его будет решена в одно мгновение. Он поднял разряженный «парабеллум» и начал медленно отступать вдоль улицы, моля Бога только о том, чтобы не споткнуться и не загреметь вверх тормашками.
– Хотя бы это, – шептал он пересохшими губами, не отдавая себе отчета в том, что шепчет. – Хотя бы это, если уж на большее ты не способен.
«Хоть бы она очнулась, – подумал он об Ирине. – Я бы их задержал, и она смогла бы уйти… Не все же здесь чокнутые. Сумасшедшие, как крыса из уборной», – вспомнилась ему вычитанная где-то фраза. Это было про них.
Он медленно пятился, отлично понимая, что спасти его и Ирину может только чудо. Толпа надвигалась в гробовом молчании, не сокращая дистанцию, но и не давая ему оторваться. Что же они тянут? Ах да, пистолет… Никому не хочется первым схлопотать пулю в брюхо.., хотя бы один патрон!
– Уходите, – хрипло сказал он. – Буду стрелять в живот.
Толпа продолжала молча надвигаться. Глеб все-таки оступился, угодив ногой в выбоину, и с трудом удержался на ногах, заскрипев зубами от натуги. Рана в боку снова открылась, и он почувствовал, как по ребрам опять потекло горячее и липкое. «Вытечет все к чертовой матери, – подумал он. – Обидно. Рана-то – смотреть не на что, царапина… Обидно.»
Перед глазами поплыли цветные круги, среди которых то и дело мелькали пятна угольной черноты. Постепенно черных пятен становилось все больше. «Дело швах, – подумал Глеб. – Упаду – затопчут обоих. Нельзя падать.»
Кто-то полузнакомый, потеряв, как видно, терпение, протиснулся из задних рядов и сунулся было вперед, но Глеб навел на него пистолет, и полузнакомый попятился обратно в толпу, которая бесшумно сглотнула его, как большой шарик ртути глотает маленькую капельку. Толпа была похожа на ртуть: такая же безмолвная, текучая и смертельно ядовитая.
– Идите домой, – сказал им Глеб. Он говорил только для того, чтобы не потерять сознание, потому что черных кругов перед глазами становилось все больше, они уже начинали сливаться в сплошные неподвижные пятна, превращая мир в узкий колодец, в трубу, на одном конце которой стоял Глеб Сиверов, а на другом – эта молчаливая толпа. – Идите к вашим семьям. У вас что, нет семей, вы, уроды?
Он почти не слышал собственного голоса, и шум подъехавшего сзади автомобиля уловил только тогда, когда тот, взвизгнув тормозами, остановился прямо у него за спиной. Щелкнул замок открываемой дверцы, и властный голос выкрикнул:
– Федеральная служба безопасности! Немедленно разойдитесь!
"Из огня да в полымя, – подумал Глеб. – Хотя…
Ирина, можно сказать, спасена. Да и я тоже… Ну дадут лет двадцать.., за все хорошее. Наплевать.
Не упасть бы только, а то до суда не доживу. Спецназ-то где? Неужто без спецназа? Безумству храбрых поем мы песню…"
Он быстро оглянулся через плечо и увидел одинокого немолодого уже человека в штатском, стоявшего у распахнутой настежь дверцы темно-синей «Тойоты».
– Разойдитесь! – снова выкрикнул тот. – Через две минуты район будет оцеплен!
«Пой, ласточка, – подумал Глеб. – Жить тебе, дураку, надоело. Они же тебя даже не слышат.»
Пожилой, как видно, и сам это понял. За спиной у Слепого лязгнул затвор, и тут же звонко хлестнул по ушам пистолетный выстрел. Толпа дрогнула и попятилась.
– Ну что ты стоишь столбом? – прошипел за спиной у Глеба эфэсбэшник. – Тебе говорю, Слепой! Садись в машину!
127 
