24 
Как ни странно, Ол ничего не сказал о ее новой прическе, хотя не мог ее не заметить.
— Мне всегда нравились твои волосы. Их цвет напоминал мне листья бука.
— Не могла же я всегда оставаться восемнадцатилетней… — пробурчала Макси, чувствуя себя неловко.
— Как ни странно, когда тебе было восемнадцать, с тобой было гораздо меньше проблем, — усмехнулся дедушка, хотя его глаза все еще оставались строгими.
Щеки Макси вспыхнули, словно лампочки, и она раздраженно воскликнула:
— Ты всегда…
— Не зайдешь ли в гостиную на минуточку? — неожиданно пригласил ее Макс. — Или ты куда-то торопишься?
Если она откажется, это только добавит напряженности в их отношения. А им ведь придется общаться еще несколько недель, хочет она этого или нет. Но, с другой стороны, Макси пугала перспектива остаться наедине с дедушкой в той же самой комнате, где произошел тот разговор два года назад…
— Или к кому-то…
Макси вздрогнула.
— Да нет… — быстро ответила она и направилась в гостиную.
Комната выглядела совсем такой же, какой она запомнила ее: золотистые и коричневые тона обивки и стен, старинная мебель с гнутыми ножками, зачитанные толстые журналы на журнальном столике…
Казалось, для Макса и Эвелины время будто бы замерло, хотя жизнь их внучки изменилась кардинально. Теперь Макси была независимой женщиной, занятой своей карьерой и влюбленной в мужчину, которому она полностью доверяла.
Она постарается не забывать этого при беседе с дедушкой.
— Выпьешь чаю? — вежливо предложил Макс.
— Нет, спасибо. — Макси не хотелось затягивать этот разговор.
Он кивнул, как будто ничего другого от нее и не ожидал.
— Что ты думаешь о состоянии Эвелины? — неожиданно спросил он.
Макси расслабилась. По крайней мере, они будут беседовать о человеке, которого оба любят.
— Ол говорил, что она была в очень тяжелом положении… — проговорила Макси.
— Я чуть не потерял ее, — дрогнувшим голосом сказал старик.
Макси посмотрела на дедушку и поняла, что она была совсем не права, когда думала, что эти годы не оставили на нем никаких следов. Он все-таки изменился, постарел. На его лице появились новые морщины, волосы стали почти белыми, широкие плечи поникли и ссутулились, как будто на них лежала слишком тяжелая ноша.
Сердце у Макси тоскливо сжалось. Несмотря на все то, что лежало между ними непреодолимым барьером, она все еще любила дедушку и почти физически ощущала ту боль, ту обеспокоенность, которые он чувствовал.
— Это просто ужасно… Но Ол сказал, что она уже на пути к выздоровлению…
— При условии, если мы сможем избавить ее от забот и переживаний.
— Мы сделаем для этого все возможное, — горячо уверила его Макси.
Дедушка внимательно посмотрел на нее долгим взглядом и не сразу спросил:
— А как же твой… твои другие обязательства?
— Они тебя не касаются, — отрезала Макси, разозленная тем, что он не желает упоминать ее жениха. Да уж, ее терпения хватило не надолго.
Макси до сих пор не имела ни малейшего представления о том, как сообщить Майклу о сложившейся ситуации. Конечно, проще всего было бы сказать правду. Но после того вечера у Слейтеров, когда они с Олом вели себя так, будто были совершенно незнакомы, это было несколько затруднительно. Майкла может неприятно поразить то, что его будущая жена способна на такой обман…
— Ты считаешь, что и твое решение полоскать наше имя в суде, а также навсегда порвать со своей семьей тоже меня не касается?
Макси нахмурилась и вскинула голову.
— Я пришла сюда, чтобы помочь бабушке, а не продолжать наши бессмысленные споры. У меня свой взгляд на вещи. И не стоит думать, что мои визиты дают тебе право вмешиваться в мою личную жизнь!
Дедушка обреченно вздохнул.
— К сожалению, твои манеры за эти два года лучше не стали.
Когда-то такое замечание, сделанное суровым голосом, ввергло бы ее в отчаяние. Но не теперь.
Макси встала из-за стола.
— Я позвоню, чтобы согласовать время моих визитов, — холодно сказала она.
— Если тебя не будет сопровождать Ол, то твои визиты вряд ли убедят Эвелину, — оборвал ее дедушка.
— Совершенно с тобой не согласна, — презрительно хмыкнула Макси. — Если я не запамятовала, мы с Олом редко делали что-то вместе, даже когда были женаты.
— И чья же это была вина, хотел бы я знать? — взорвался Макс.
24 
