— Вы имеете в виду, нет ли каких-то пояснений в завещании или других ее бумагах? Вроде «моему дорогому», «другу», «помощнику», «соратнику» или «спасителю?» Так вот.., ничего такого. Никаких указаний на Тегишева в ее жизни, никаких его признаков.
— Или хотя бы портрета Тегишева над ее диваном?
— Портрета над диваном? А как бы я узнал, что это Тегишев? Ведь я, кстати, никогда его и в глаза не видел и понятия не имею, как он выглядит! Какие-то портреты у Крам в доме, разумеется, были.
— Пожалуйста… Вот наш наследник. Полюбуйтесь! — Аня протянула адвокату фотоснимки, которые сделал по ее просьбе незаметно подловивший Игоря Багримовича на улице ловкий Гоша Ладушкин, поднаторевший в этом искусстве в «Неверных супругах».
— Экий бравый усач! — Краешек брови у адвоката чуть приподнялся.
— У меня ощущение, что вы что-то вспомнили.
— Нет, ничего! — Глаза Фонвизина блеснули.
— Ну, пожалуйста…
— Ладно, так и быть! Но учтите! Это только благодаря моей исключительной наблюдательности.
— Господи, ну не томите же!
— Я, разумеется, побывал в жилище Марион Крам… И вот что любопытно… На журнальном столике, ну как это обычно бывает, лежала пачка газет.
Я их переворошил, и на одной из них, той, что почти сверху, раскрытой на развороте… Ну, догадайтесь?..
— Леонтий, вы мучитель!
— Фотография вашего Тегишева рядом с какими-то людьми.
— С какими?
— Вот тут и вопрос! Если вы думаете, что я знаю голландский, дудки — я его не знаю.
— Минуточку, ерунда какая-то! Да вы мне просто лапшу вешаете на уши. Как, не зная языка и не зная Тегишева в лицо, вы обратили внимание на эту газету, валявшуюся просто в ворохе других?
— То-то и оно! Потому, дорогая, обратил я внимание, что у господина на фото были, представьте, кем-то подрисованы усы… Знаете, как бывало в школьном учебнике литературы у Максима Горького… Мы когда-то так в школе на уроке время коротали, от скуки разрисовывали основоположников и классиков.
Как вы понимаете, все необычные детали в комнате погибшей женщины, естественно, запоминаются и бросаются в глаза. А тут спутать невозможно. Такой бравый усач.., один раз увидишь и не забудешь. Даже на газетной фотографии.
— Что ж получается: Тегишев ей приглянулся в газете? Она разрисовала ему усы — он стал еще краше, и она по этому признаку оставила ему завещание?
— А потом ее убили.
— Интересно, она ему сначала разрисовала усы, а потом оставила завещание или наоборот?
— Для того чтобы это выяснить, достаточно узнать даты выхода газеты и составления завещания.
— Вы узнаете?
— Постараюсь.
* * *
Замеченная адвокатом в доме у Крам газета с фотографией Тегишева — интересно, кто же там рядом с ним?! — и разрисованные усы Игоря Багримовича не выходили у Светловой из головы…
Что, Марион просто поиздевалась над человеком с газетного снимка? Или она сделала это автоматически? Просто привычка что-то разрисовывать, задумавшись? Вряд ли. Получается, что только эта фотография привлекла внимание Марион. Но в данном случае, судя по другим газетам в этом же ворохе, все-таки не увлекалась Марион Крам разрисовыванием газетных снимков. Нет!
Что это зацепка — это точно! Но что означают седые усы, перекрашенные в черные?
Марион пыталась представить себе этого человека молодым…
Глава 5
Осенью полуостров так красив, что, когда машина с иностранной делегацией, которую по долгу службы сопровождал Полоцухин — как переводчик, но были у него и еще кое-какие другие функции, — одолела подъем и открылся горизонт, все, кто находился в машине, ахнули.
Все, кроме самого Полоцухина.
Дело в том, что бормотание чокнутой тетки, которую он встретил накануне, в выходные, когда с семьей отдыхал на Кутозере, порядком испортило ему настроение. Да что там, просто вывело из равновесия, говоря без преувеличений. И, кажется, надолго!
Между тем открывшееся взгляду пространство за окном машины было заполнено цветами осеннего леса: густой зеленью хвои и нежно-салатовой ягеля. Охра, багрянец, темно-коричневый, светящийся желтый.
Ни заводской трубы, ни бетонной коробки дома! Лес и лес. Северное солнце подсвечивало эту палитру сияющим перламутром, делая обычно невзрачные здешние небеса прозрачнее, выше, светлее.
В машине все ахали от восхищения. Кроме него, Полоцухина. Он не любил этот полуостров. Ну, ненавидел — слишком сильно, слишком явно. Не любил. Не терпел его длинные, бесконечные ночи, низкорослые карликовые деревья. Ну разве таким должно быть дерево ? У настоящего крона покачивается в вышине, теряется где-то далеко над головой, там, где ветры.