Последние отзывы

  78  

– Давайте об этом не будем, – предложил Виктор.

– Так о чем же мы будем? – спросил Р. Квадрига обиженно. – Эти двое все время препираются, кто кого не пускает в лепрозорий. В кои веки случилось что-то интересное, и сразу – не будем.

Виктор откусил половину миноги, пожевал, отхлебнул пива и спросил:

– Кто такой генерал Пферд?

– Лошадь, – сказал Р. Квадрига. – Конь. Дер пферд. Или дас.

– А все-таки, – сказал Виктор, – знает кто-нибудь такого генерала?

– Когда я служил в армии, – сказал доктор Р. Квадрига, – нашей дивизией командовало его превосходительство генерал от инфантерии Аршманн.

– Ну и что? – сказал Виктор.

– Арш по-немецки – задница, – сообщил молчавший до сих пор Голем. – Доктор шутит.

– А где вы слыхали про генерала Пферда? – спросил Павор.

– В кабинете у полицмейстера, – ответил Виктор.

– Ну и что?

– И все. Так никто не знает? Ну и прекрасно. Я просто так спросил.

– А фельдфебеля звали Баттокс, – заявил Р. Квадрига. – Фельдфебель Баттокс.

– Английский вы тоже знаете? – спросил Голем.

– Да, в этих пределах, – ответил Р. Квадрига.

– Давайте выпьем, – предложил Виктор. – Официант, бутылку коньяку!

– Зачем же бутылку? – спросил Павор.

– Чтобы хватило на всех.

– Опять учините какой-нибудь скандал.

– Да бросьте вы, Павор, – сказал Виктор. – Тоже мне абстинент.

– Я не абстинент, – возразил Павор. – Я люблю выпить и никогда не упускаю случая выпить, как и полагается настоящему мужчине. Но я не понимаю, зачем напиваться. И уж совершенно ни к чему, по-моему, напиваться каждый вечер.

– Опять он здесь, – сказал Р. Квадрига с отчаянием. – И когда успел?..

– Мы не будем напиваться, – сказал Виктор, разливая всем коньяк. – Мы просто выпьем. Как это делает сейчас половина нации. Другая половина – напивается, ну и бог с ней, а мы просто тихонько выпьем.

– Вот в том-то все и дело, – сказал Павор. – Когда по стране идет поголовное пьянство, и не только по стране, по всему миру, каждый порядочный человек должен сохранять благоразумие.

– Вы полагаете нас порядочными людьми? – спросил Голем.

– Во всяком случае, культурными.

– По-моему, – сказал Виктор, – у культурных людей гораздо больше оснований напиваться, чем у некультурных.

– Возможно, – согласился Павор. – Однако культурный человек обязан держать себя в рамках. Культура обязывает… Мы вот сидим здесь почти каждый вечер, болтаем, пьем, играем в кости. А сказал кто-нибудь из нас за это время что-нибудь, пусть даже не умное, но хотя бы серьезное? Хихиканье, шуточки… одно хихиканье да шуточки.

– А зачем – серьезное? – спросил Голем.

– А затем, что все валится в пропасть, а мы хихикаем да шутим. Пируем во время чумы. По-моему, стыдно, господа.

– Ну хорошо, Павор, – примирительно сказал Виктор. – Скажите что-нибудь серьезное. Пусть не умное, но хотя бы серьезное.

– Не желаю серьезного, – объявил Р. Квадрига. – Пьявки. Кочки. Фу!

– Цыц! – сказал ему Виктор. – Дрыхни себе… Правильно, Голем, давайте поговорим хоть раз о чем-нибудь серьезном. Павор, начинайте, расскажите нам про эту вашу пропасть.

– Опять хихикаете? – сказал Павор с горечью.

– Нет, – сказал Виктор. – Честное слово – нет. Я ироничен – может быть. Но это происходит оттого, что всю свою жизнь я слышу болтовню о пропастях. Все твердят, что человечество валится в пропасть, но доказать ничего не могут. И на поверку всегда оказывается, что весь этот философский пессимизм – следствие семейных неурядиц или нехватки денежных средств…

– Нет, – сказал Павор. – Нет… Человечество валится в пропасть, потому что человечество обанкротилось.

– Нехватка денежных средств, – пробормотал Голем.

Павор не обратил на него внимания. Он обращался исключительно к Виктору, говорил, нагнув голову и глядя исподлобья.

– Человечество обанкротилось биологически: рождаемость падает, распространяется рак, слабоумие, неврозы, люди превратились в наркоманов. Они ежедневно заглатывают сотни тонн алкоголя, никотина, просто наркотиков, они начали с гашиша и кокаина и кончили ЛСД. Мы просто вырождаемся. Естественную природу мы уничтожили, а искусственная уничтожает нас… Далее, мы обанкротились идеологически – мы перебрали все философские системы и все их дискредитировали; мы перепробовали все мыслимые системы морали, но остались такими же аморальными скотами, как троглодиты. Самое страшное в том, что вся эта серая человеческая масса в наши дни остается той же сволочью, какой была всегда. Она постоянно жаждет и требует богов, вождей и порядка, и каждый раз, когда она получает богов, вождей и порядок, она делается недовольной, потому что на самом деле ни черта ей не надо, ни богов, ни порядка, а надо ей хаоса, анархии, хлеба и зрелищ. Сейчас она скована железной необходимостью еженедельно получать конвертик с зарплатой, но эта необходимость ей претит, и она уходит от нее каждый вечер в алкоголь и наркотики… Да черт с ней, с этой кучей гниющего дерьма, она смердит и воняет десять тысяч лет и ни на что больше не годится, кроме как смердеть и вонять. Страшно другое – разложение захватывает нас с вами, людей с большой буквы, личностей. Мы видим это разложение и воображаем, будто оно нас не касается, но оно все равно отравляет нас безнадежностью, подтачивает нашу волю, засасывает… А тут еще это проклятие – демократическое воспитание: эгалитэ, фратернитэ, все люди – братья, все из одного теста… Мы постоянно отождествляем себя с чернью и ругаем себя, если случается нам обнаружить, что мы умнее ее, что у нас иные запросы, иные цели в жизни. Пора это понять и сделать выводы: спасаться пора.

  78