очень нудно 
94 
– Ага… – сказал я и замолчал было, но в голове моей тут на мгновение прояснело, и я вопросил с возмущением: – Так какое же отношение это ваше НКЧТ имеет к таланту, к способностям, вообще к качеству данного, как вы выражаетесь, текста?
– Я предупреждал вас, Феликс Александрович, что мера эта имеет лишь косвенное отношение…
– Да никакое даже не косвенное! – прервал я его, набирая обороты. – Количество читателей зависит прежде всего от тиражей!
– А тиражи?
– Ну, знаете, – сказал я, – уже мне-то вы не рассказывайте. Уж мы-то знаем, от чего, а главное – от кого зависят тиражи! Сколько угодно могу я вам назвать безобразной халтуры, которая вышла полумиллионными тиражами…
– Разумеется, разумеется, Феликс Александрович! Вы сейчас совсем как этот ваш забинтованный Козлухин – почему-то упорно и простодушно связываете величину НКЧТ с качеством текста прямой зависимостью.
– Это не я связываю, это вы сами связываете! Я-то как раз считаю, что никакой зависимости нет, ни прямой, ни косвенной!
– Ну как же нет, Феликс Александрович? Вот текст, – он двумя пальцами приподнял за уголок страничку злосчастной моей рецензии, – показатель НКЧТ, как видите, четыре. Есть возражения против такой оценки?
– Но позвольте… Естественно, если брать рецензию, да еще внутреннюю… Ну, редактор ее прочтет… может, автор, если ему покажут…
– Так. Значит, возражений нет.
Он вдруг ловко, как фокусник, извлек из моей папки старую школьную тетрадку в выцветшей, желто-пятнистой обложке и столь стремительно придвинул ее к лицу моему, что я отшатнулся.
– Что мы здесь видим? – спросил он.
Мы здесь видели щемяще-знакомую с детских лет картинку: бородатый витязь прощается с могучим долгогривым конем. А под картинкой стихи: «Как ныне сбирается Вещий Олег…»
– В чем дело? – спросил я с вызовом. – Между прочим, замечательные, превосходные стихи… Никакие уроки литературы их не убили…
– Безусловно, безусловно, – сказал он. – Но я вас не об этом спрашиваю. Если этот листок ввести сейчас в машину, то?..
Я интеллектуально заметался.
– Н-ну… – промямлил я, – много должно получиться, наверное… одних школьников сколько… Миллионов десять-двадцать?
– За миллиард, – жестко произнес он. – За миллиард, Феликс Александрович!
– Может, и за миллиард, – сказал я покорно. – Я же говорю – много…
– Итак, – произнес он, – тривиальная рецензия – НКЧТ равно четырем. «Замечательные, превосходные стихи» – НКЧТ превосходит миллиард. А вы говорите – никакой зависимости нет.
– Так ведь… – Я замахал руками и защелкал пальцами. – «Песня-то… о Вещем Олеге»… Она ведь напечатана! И сколько раз! Ее поют даже!
– Поют. – Он покивал. – И будут петь. И будут печатать снова и снова.
– Ну, вот! А рецензия моя…
– А рецензию вашу петь не будут. И печатать ее тоже не будут. Никогда. Потому и НКЧТ у нее всего четыре. На прошлые времена и на все будущие. Так она и сгинет никем не читанная.
Удивительное ощущение возникло у меня в этот момент. Он словно хотел что-то подсказать мне, навести на какую-то мысль. Он словно стучался в какую-то неведомую мне дверцу моего сознания: «Открой! Впусти!» Но все произнесенные нами слова и высказанные мысли были сами по себе банальны до бесцветности, и никакого отклика во мне они не находили. Словно кто-то пуховой подушкой бил в стальную дверь намертво запертого сейфа.
– Ну и правильно… – сказал я нерешительно. – И господь с ней. Тоже мне – художественная ценность…
Он помолчал, разминая пальцами кожу над бровями.
– Я пошутил, Феликс Александрович, – сказал вдруг он почти виновато. – Конечно же, вы совершенно правы.
Он снова замолк. Молчал и я, пытаясь понять, в чем же именно я оказался прав, да еще – совершенно прав. И еще, в чем была соль шутки. И когда молчание стало неловким и даже неприличным, я произнес:
– Ну, что же… я пойду, пожалуй?
– Да-да, конечно, большое вам спасибо.
– Папку я возьму?
– Разумеется, прошу вас.
– А может быть, она вам…
– Нет-нет, большое спасибо. Мы выжали из нее все, что можно.
– Так что мне больше приходить не надо?
Он поднял на меня невеселые глаза.
– Я всегда буду рад вас видеть, Феликс Александрович. Правда, завтра меня здесь не будет. Приходите послезавтра, если соберетесь.
Не знаю, что он имел в виду на самом деле, но для меня это приглашение прозвучало скорее как приказ. И опять демон склоки шевельнулся в душе моей, но я не дал ему воли. Я ограничился тем, что пожал плечами и принялся завязывать тесемки на папке, и тут он сказал:
94 
