очень нудно 
32 
— Но это же равнозначно убийству, Алик!
— Ничего не делать в нашем положении тоже убийство! — еще громче завизжал Шелученко. — Господи, неужели этот идиот вообще ни на что не способен?!
Он опрокинул маленький столик с завтраком, вцепился в решетку и забормотал что-то себе под нос. Савельев задумчиво поглядел на него. «Шелученко и дня не продержится, — с грустью подумал он. — А вот Ванька снова висельные свои шуточки отпускает. Ника — тоже молодец. Я-то, конечно, боюсь, но… но Шелученко, нормальный трусливый мужик, как миллионы других людей, он будет самой первой жертвой. Придется мне, когда вернусь — если вернусь, конечно, — соврать ему, как врут смертельно больным людям. Скажу: все в порядке. Только терпение, терпение и еще раз терпение. Нервишки, мой дорогой, глупые нервишки шалят. Не беспокойся, мы выкарабкаемся…»
Такие разговоры велись уже сотни раз в этом мире и сотни раз люди покупались на них. Купится и Алик…
Савельев протиснул руку через прутья, пытаясь дотянуться до клетки, в которой сидела Вероника.
— Никусь, верь мне. Я… я также цепляюсь за жизнь, как и все вы…
Внизу его ждал Домбоно. Он бросил на Павла враждебный взгляд и махнул рукой в сторону крытой деревянной телеги, запряженной двумя рогатыми быками.
— Садитесь.
Савельев улыбнулся.
— «Скорая помощь» города Мерое?
— Что такое «скорая помощь»?
— Позже я обязательно объясню, Домбоно, — Павел взобрался в деревянный ящик, оказавшийся внутри более просторным, чем он предполагал. Домбоно сел рядом на обитую кожей скамью. М-да, в «скорой» люкса поменьше будет.
— Как дела у нашего пациента? — спросил Савельев.
— Мы еще раз внимательнейшим образом осмотрели его. Мы — это десять врачей. Вы правы, у мальчика опухоль.
— Значит, я победил в нашей дуэли, Домбоно?
— Богиня требует, чтобы вы лечили Мин-Ра!
— Я знаю. Мы вчера здорово с вашей богиней сцепились, — Савельев устроился поудобнее. Внезапно он понял, что никакой жертвенный алтарь бога дождя им пока что не грозит. — Мне точно понадобится помощь всех ваших богов. А также хирургические инструменты для удаления остеомы, зажимы, наркоз, лекарства. Нет, конечно, аппендикс можно и перочинным ножиком оттяпать, в России в сталинском ГУЛАГе врачи так и поступали, но остеома — это вам не слепая кишка. Пожалуйста, поговорите с вашими богами, пусть свяжутся со службой исполнения желаний.
— Вас следовало бы убить! — мрачно отозвался Домбоно, и его глаза полыхнули неприкрытой ненавистью.
— Кстати, я все хотел спросить вас, при первой встрече вы заговорили с нами по-английски. Откуда? — невозмутимо поинтересовался Савельев. — Все ж таки выезжали из благословенной Мерое?
— Нет! Но один англичанин как-то раз приблудился к нам. Зим эдак двадцать назад. И я решил выучить его язык. Через четыре года я свободно заговорил на этом языке.
— А потом?
— Шесть месяцев не было дождя, — Домбоно недобро усмехнулся. — А потом как заладят ливни на три недели, и наши поля расцвели вновь.
— И это через четыре года! — в ужасе прошептал Савельев.
— Что такое четыре зимы? Мы думаем в иных масштабах, — жестко отрезал Домбоно. — Вы ведь тоже не вечны… Кстати, по-меройски вы объясняетесь вполне сносно.
— Хотя и изучал его много больше, чем четыре зимы, — пробормотал Савельев.
— Спрашивается, для чего? — жрец был безжалостен.
— Наверное, для того чтобы понравиться богу дождя, — покаянно развел руками Павел.
…Все жрецы-лекари Мерое были заняты день и ночь, невыносимый зной буквально разрушал людей. Воды в резервуарах становилось все меньше, она превращалась в источник болезней для всего населения — по краям чаш оставался красноватый осадок. Простонародье Мерое уже начинало болеть. Но далеко не всегда стремилось попасть в «больницу».
На всей растительности в садах прекрасного города, на сикиморах, окаймлявших улицы, лежала удушливая пыль. Зеленые изгороди из тамарисков и других растений походили на истонченные скелеты; даже в лучших частях города пешие люди поднимали густые облака пыли; если же по раскаленной дороге проезжала колесница или телега, за ними следовал такой громадный столб серой пыли, что люди закрывали рот и глаза. Город постепенно превращался в немую, безотрадную пустыню. Каждый дом походил на раскаленную печь, и даже купание не приносило прохлады. Зреющие финики на деревьях стали покрываться наростами. Зараза настигала все живое, и тревога Домбоно возрастала. Верховный жрец становился все более раздражительным и угрюмым. Нет, он ничего не имел против Савельева, но сейчас просто не мог отвечать ему иначе…
32 
