32 
– Я женатый.
– Извини, друг, забыл. Как, наверное, забыл и ты сам. Жены своей ты небось года четыре не видел.
– Не учи, – раздраженно сказал Давид. – Сам знаю, что делать.
– Раз знаешь, то я молчу.
Справа от дороги возвышалась почти отвесная скалистая стена, слева пролег глубокий обрыв, известковые скалы густо поросли диким шиповником, орешником. Деревья находили любую щель, любое углубление, чтобы пустить корни.
– Здесь, – резко произнес Давид и тронул Лебедя, сидевшего за рулем, за плечо.
Тот сбросил скорость и только теперь приметил маленькую площадку на одну-две машины. Под каменным козырьком, словно специально, было сделано место для того, чтобы укрываться от дождя.
– Когда они здесь появятся? – спросил Давид.
Шпит неопределенно пожал плечами:
– Мой телефон тут уже не работает, но границу они проехали через пять часов после нас. Часа три мы потеряли. Значит, скоро появятся.
Давиду показалось, что в мире больше не осталось людей, только он сам, Шпит, Садко да Лебедь.
Пустынное шоссе, безлюдный пейзаж. Шпит повесил автомат на шею и, придерживая его руками, побрел вдоль высокого железобетонного парапета, отгораживающего обочину от пропасти, присел на корточки, повернулся к спуску лицом.
– Отличное место. Если хочешь, Давид, я тебе его уступлю.
С другой стороны бордюра располагалась маленькая площадка. На ней мог разместиться один человек.
– Словно специально для нас делали, – согласился Давид, – но у меня есть лучшее место, так что располагайся здесь сам.
– Я останавливаю машину, – с хищной улыбкой на губах произнес Шпит. – Вы добиваете охрану, если они, конечно, окажут сопротивление.
– Я бы отпустил их, – предложил Давид.
– Нельзя, – оборвал его Шпит. – Я человек в Сочи известный, и мне не к чему портить себе жизнь. Гранаты использовать в крайнем случае, – предупредил Шпит. – Главное для нас – не повредить сейф, не дать машине взорваться. Убить всех до единого. Ты понял меня, Давид?
– Не знаю, – ответил грузин.
– Нужно знать точно, на что идешь. Если не собираешься убивать, положи автомат в машину.
Давид и Шпит с минуту смотрели друг другу в глаза.
– Ты понял?!
– Понял, – согласился Давид.
– Думаешь, я убиваю ради собственного удовольствия? Я же не садист, – развел руками Шпит. – Это как охота: они дичь, мы охотники, Мы убиваем, чтобы есть. Они знали, на какую работу соглашались. Они ездят с оружием, и мы просто вынуждены взять в руки автоматы.
Мужчины разошлись, заняли позиции: Шпит, Садко и Лебедь – со стороны пропасти, спрятавшись за высоким железобетонным бордюром. Их практически не было видно с дороги. Давид устроился по другую сторону шоссе – за выступом скалы. Его укрытие было не столь надежным.
«Если машина не остановится после выстрела Шпита и доедет до моего укрытия, мне придется туго, отступать некуда. Ну и черт с ним, – зло подумал Давид, плавно переводя затвор автомата, досылая патрон в патронник. – Или пан, или пропал! – решил он.»
Он вслушался в звуки. Шум деревьев, щебетание птиц, гудение ветра, обтекающего высокую скалу. Давид ждал и в то же время боялся услышать урчание двигателя. “Шпит прав, – подумал он, – всех нужно убить. С каким удовольствием я убил бы самого Шпита и его подручных! Они не воины, они бандиты, – и тут же горько усмехнулся:
– И я теперь тоже!”
Глава 5
Россию Сергей Дорогин и Паша Матюхов проехали, как выразился сам Пашка Разлука, на одном дыхании. Менялись за рулем, делали остановки лишь для того, чтобы перекусить или размять ноги.
– С тобой отлично грузы возить, – смеялся Пашка. – Тебе, Сергей, все равно, когда спать: днем ли, ночью ли, по часу или по восемь. Давай вместе бизнесом заниматься.
– Мне это ни к чему, – хитро ухмыльнулся Дорогин.
– Конечно, ты богатый. Но сколько денег не копи, рано или поздно они кончатся.
– У меня – нет.
– Это только кажется. Никогда бы про тебя, Серега, не подумал, что ты круто поднимешься. У тебя руки такие, что к ним деньги не липнут. Ты их не любишь.
– А ты любишь деньги?
– Конечно, они ко мне идут.
– Не сильно ты их любишь, – заметил Дорогин.
– Вот он чисто русский пейзаж, – Муму бросил руль и воздел над головой руки. С двух сторон дорогу окаймляли пальмы, чахлые, пожелтевшие после холодной зимы.
– Тебе не нравится?
– Я как-то больше к березкам привык.
32 
