очень нудно 
38 
– Воды, у кого есть вода?!
И как всегда в таких случаях, воды под руками не оказалось. Пока Садко бегал к УАЗу за минералкой, в мешке образовалась дырка размером с кулак.
– Держи бутылку!
Зашипела тлеющая мешковина. Шпит и Давид медленно повернулись друг к другу.
– Это же баксы, – прошептал Шпит, наклонился и вытащил из дырки чуть обгоревшую у самого края пачку стодолларовых банкнот. – Десять тысяч, Давид. Полный мешок баксов, – глаза Шпита полыхнули, он вытащил нож и разрезал мешок. Пачки долларов посыпались на мертвого Скачкова, на ботинки Шпита.
– В крови испачкаются, – сказал Садко, выуживая пачку из лужи крови.
– И во втором мешке тоже? – с надеждой прошептал Шпит.
– Не разрезай, потом разберемся, – проговорил Давид, не в силах оторвать взгляд от пачек с деньгами.
– Тут миллионы! – воскликнул Шпит. В его глазах уже плясали искорки безумия, он вырвал пачку из рук Садко и запихнул в карман.
– Чего ты?
– Деньги в машину – и сматываемся.
– Что делать с УАЗом?
– Бросаем здесь.
– Может, лучше сбросить в пропасть?
– Некогда, уходим.
И тут из-за поворота показался белый “фольксваген”.
* * *
Дорогин увидел изрешеченный выстрелами УАЗ, четырех вооруженных автоматами мужчин, один из них держал перед собой охапку окровавленных пачек с долларами, пачки сыпались на асфальт сквозь пальцы. Сергей резко нажал на тормоза, переключил рычаг скорости на задний ход. Пашка не успел сообразить, что происходит на дороге.
Давид растерялся. Первым опомнился Шпит, он вскинул автомат.
– Не стреляй, – крикнул Давид, – они и так уедут.
Но было уже поздно…
Хлопок – и граната из подствольника полетела в “фольксваген”. Взрыв, сыплющееся стекло. Дорогин успел пригнуться и пытался наугад вывернуть руль, чтобы катившаяся задним ходом машина вписалась в поворот дороги.
– Пашка, пригнись.
Разлука не отвечал. Из-под решетки радиатора валил пар, и Дорогин не мог разглядеть что случилось с другом.
– У них нет оружия, – кричал Шпит, – не дайте им уйти, – он бежал вслед за автобусом и стрелял на ходу.
Садко стал на колено и, прижав приклад к плечу, сделал несколько выстрелов. Зашипели передние колеса, машину развернуло поперек дороги, дверца распахнулась.
Пашка выскочил на шоссе, побежал.
– Стой, – крикнул Дорогин, – убьют. Пашка Разлука бежал, часто оборачиваясь, он видел нацеленные на него два автомата.
Садко целился аккуратно. Прозвучал выстрел. Пашка упал, схватившись за грудь. Пуля пробила его навылет. Он медленно перевернулся на спину, увидел скалу, голубое-голубое небо и парящую в нем птицу.
"Я умираю”, – подумал он, чувствуя, как из тела уходит жизнь. И тут ему вспомнилось, как он вместе с Сергеем Дорогиным в детстве играл на базаре на губной гармошке, вспомнил девочку в легком ситцевом платье, которая слушала их нехитрое выступление, склонив голову к плечу. Он никогда раньше не вспоминал этот эпизод из своей жизни. Вспомнилось все, вплоть до запаха, до мягкого стука молотка, доносившегося из киоска по ремонту обуви.
Над Пашкой Разлукой склонился Шпит, заглянул ему в глаза, ствол автомата уперся Матюхову в простреленную грудь.
– Извини, парень, – проговорил Шпит, – но ты оказался в ненужное время в ненужном месте.
– Я знаю, – прошептал деревенеющими губами Разлука и улыбнулся. Не Шпиту и не Дорогину, а девочке из воспоминаний.
Шпит несколько секунд недоуменно смотрел на раненого Пашку, затем нажал на спуск. Разлука дернулся и замер, застыла улыбка на губах: мечтательная, трогательная, наивная. Так могут улыбаться лишь дети и очень счастливые люди.
– Урод, – пробормотал Шпит, вскидывая автомат и наводя его на микроавтобус.
Он бросил презрительный взгляд на Давида, и одного этого было достаточно, чтобы грузин пришел в себя. Давид пристегнул новый рожок и, двигаясь вдоль бордюра, стал приближаться к “фольксвагену”, битое стекло хрустело под ногами.
«Дороги назад нет, – думал Давид, – баксы, баксы… – стучало у него в голове, – сколько же их там?»
Мысль о том, что сейчас он может умереть, уже не приходила ему в голову.
– Баксы, баксы, – закричал Давид, – прячьте баксы и уходим!
Дорогин медленно открыл глаза. Дым и пар, валившие из-под капота, душили легкие. Произошедшее казалось дурным сном. Только что Пашка Разлука был рядом, смеялся, предвкушая, как они вернутся в детский дом, как радостно встретят их дети и директор.
38 
