Лёгкий, ненавязчивый романчик 
111 
Между тем здоровяк Ванюша оказался настоящим bon vivant’ом <Любитель поволочиться и пожить в свое удовольствие.>. Не довольствуясь увядшими прелестями повелительницы, он пасся и на соседних лужайках. Анна не решалась докладывать и об этом.
Впрочем, скоро она заметила, что государыня, обращаясь к фавориту, время от времени недовольно поджимает губы. Раз или два перед отходом ко сну, она хотела вроде бы о чем-то поговорить с Анной, но замолкала на полуфразе. «Неужто опять смена караула? – подумала фрейлина. – А не хочется-то как...» Выждав день, когда, по ее расчетам, государыня должна была дать ей очередное деликатное поручение, Анна сказалась больной и укрылась в своих покоях. Тут-то все и свершилось...
Решив в неурочное время посетить фаворита, императрица обнаружила в его спальне толстую, распутную Брюсшу. Видимо Прасковья время от времени требовала от своего протеже возвращения долга за оказанную услугу.
– Опять?!.. – воскликнула Екатерина, застигнув обоих в самый деликатный момент. Лицо ее покрылось красными пятнами, сердце забилось. Брюсша с визгом скатилась с постели, а фаворит, схватив в охапку панталоны, скрылся в соседних комнатах. Прасковья, сидя на полу и, оправляя юбки, затараторила:
– Не сердись, Катиш, я тебе все объясню... Ну, сама же понимаешь, что это просто...
– Вон!.. – Коротко приказала Екатерина. Она взяла вспотевшей ладонью трость, стоявшую в углу, огрела толстуху палкой и, не обращая внимания на ее вопли, пошла за куртизаном...
Вечером Анне доложили, что, найдя Ванюшу в дальнем покое, государыня так отходила его палкой, что любо посмотреть. Громадный кавалергард только вздрагивал да поскуливал, умоляя не лишать его расположения за дерзкий поступок.
Всезнающая Дуняша добавила:
– А когда оне уж больно сильно кричать начали, их императорское величество и скажи, мол, благодари Бога, что от моей руки порку приемлешь. Отдать бы тебя Степану Иванычу... – Анну передернуло. Горничная, внимательно наблюдавшая за нею, сразу все поняла. – Чай, поди на господина Шешковского намек давали?..
Фрейлина не ответила. О тайном застенке разжиревшего ханжи Степана Шешковского и о его подручных при Дворе ходили страшные рассказы. Рассказывали о пытках, которые там применяются. Будто есть у Степана Ивановича такой стульчик пред допросным столом, сделанный теми же мастерами, что смастерили подъемник из кухни для подачи блюд в Эрмитаже. Нажмет Степан Иванович на рычажок, и поехал стульчик вниз. Одна голова допрашиваемого над полом остается. А внизу его подручные каты со всем их арсеналом... Говорили о том за тайну, из уха в ухо. Анна еще раз вздрогнула, как от озноба, и отослала Дуняшу.
5
От ложа красавца-кавалергарда не отлучили, но в покоях заперли накрепко. Прасковья же была изгнана из Петербурга и уехала за границу. В связи со случившимся жизнь Анны крайне осложнилась. Не отказываясь от услуг Римского-Корсакова, императрица и ее непрерывно теребила, требуя новых любосластцев. Фрейлина сбивалась с ног. Их поиски и подготовка к предстоящей роли были утомительны, а в результате все оказывались не тем, что требовалось. Одни задерживались на два-три дня, другие – на ночь. А бывало, что Екатерина выгоняла приглашенного уже через час или два и яростно звонила в покои фаворита, требуя его к себе...
«Эко бабу хотенье-то разбирает, – ворчала верная d?gustatrice, передавая очередную табакерку или перстень, несостоявшемуся фавориту, – и как не изнеможится? Эдак-то и помереть недолго. Та ведь нет, знать того не хочет, что на хотенье быть должно и терпенье». Сама Анна с годами поуспокоилась, особенно после рождения дочери. И хоть вида не показывала, порой через силу принимала очередного кандидата. Как правило, большинство из них, с повышением в чине и с наградой исчезали в дальних гарнизонах. И потому самый факт такого легкого фавора вызывал немало завистливых оскорблений и ссор среди гвардейской молодежи. Произошло даже несколько поединков. Рассказывали, что один офицер из поляков, Федор Повало-Швейковский, после краткого визита, закололся под окнами государыниной опочивальни. Государыня раздражалась, плакала и еще более раздражалась. И весь Двор понимал, что нужен новый любимец и на более долгий срок. Понимала это и Анна, ловя на себе недоумевающие взгляды придворных.
Попробовала привлечь к делу генерала Архарова Николая Петровича. Ревностный служака, обладающий сметливым умом, он неплохо зарекомендовал себя во время чумы в Москве и весьма искусно провел следствие в деле «маркиза Пугачева».
111 
