61 
Как и ты меня, с болью подумала Джоан, желая понять наконец, что происходит. Что делает здесь Филип? Остался ли он только ради Криса? И если так, почему не решил иначе? Крис с удовольствием поехал бы с ним в Бирмингем.
– Пожалуйста… – произнесла она, внезапно почувствовав смертельную усталость. – Я ехала всю ночь. Как думаешь, могу я рассчитывать на чашку кофе, прежде чем мы продолжим? Я понимаю, что была не права по отношению к тебе, и я благодарна тебе за то, что ты остался из-за Криса. – Она немного помолчала. – И… и из-за моей матери. К-как чувствует себя леди Сибил? Полагаю, я должна об этом спросить.
Филип схватил чашку, налил немного ароматной густой жидкости и придвинул к ней.
– Вот, – сказал он без особых церемоний. – Похоже, ты очень нуждаешься в этом. У тебя ни кровинки в лице.
– Спасибо.
Джоан взяла чашку обеими руками и попыталась сделать глоток. Но руки так тряслись, что она обожгла губы. Затем убрала одну руку, чтобы отереть их, тогда горячая чашка обожгла другую, и, автоматически дернув ею, она расплескала остальное.
Несколько капель попало на руку Филипу, наклонившемуся, чтобы помочь ей, и, охнув, он забрал у Джоан чашку.
– Все в порядке, – успокоил ее Филип, когда она отпрянула, прикрыв щеки ладонями. – Несчастный случай, – добавил он, казалось почувствовав, что она на грани нервного срыва. – Брось, детка. Расслабься. Ты здесь среди друзей.
– Вот как? – Джоан посмотрела на него сквозь ресницы, и Филип, поставив чашку, заключил ее в объятия.
– А ты как думаешь? – хрипло спросил он, прижимая ее лицо к своему плечу. – Господи, Джо, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть. Я уже начинал спрашивать себя, вернешься ли ты вообще.
– А это имеет какое-то значение? – прошептала она, понимая, что пожалеет потом о вопросе, заданном под влиянием момента.
– Имеет, – заверил Филип, погружая пальцы в ее волосы. – Мы все ужасно волновались о тебе. Как бы недостойно ни вела себя та леди наверху, но она любит тебя. Можешь не сомневаться в этом.
– Да, по-своему, – глухо произнесла Джоан, понимая, что слишком много значения придает его объятиям. К тому же она все еще не могла простить Филипу того, что все эти годы он не верил ей. Пусть мать обманывала и его тоже, но ему следовало бы больше доверять ей.
Однако поверила бы ему она сама, если бы оказалась на его месте? Если бы застала Филипа и, скажем, Лори в постели, а потом Лори заявила бы, что беременна?.. Скорее всего, нет.
– Я… я лучше поднимусь и скажу Крису, что вернулась, – с некоторым запозданием попыталась спасти ситуацию Джоан. Не стоит позволять Филипу думать, будто она готова повторить то утро в его гостиничном номере. Да, муж по-прежнему неудержимо притягивал ее. Но это нечестно с ее стороны – пользоваться его эмоциональным всплеском, вызванным не страстью, а облегчением.
Но Филип, как это ни парадоксально, похоже, не собирался отпускать ее. Когда она попыталась отстраниться, он сделал незаметное движение, и Джоан оказалась прижатой спиной к столу.
– Не сейчас, – сказал он низким голосом и опустил на ее губы взгляд, который Джоан показался почти осязаемым. И ее затопило волной сладкого предвкушения.
– Филип… – она ощутила сухость во рту и судорожно сглотнула, – это не очень удачная мысль.
– Это единственная моя мысль, – пробормотал он, сжимая ее лицо ладонями и пристально глядя ей в глаза. – Хотя бы ради Криса, Джо, прояви немного сострадания. Мы не можем позволить, чтобы эгоизм одной старухи разрушил то, что осталось от нашей жизни.
Джоан охватил трепет. Хотя Филип и держал ее лицо в ладонях, всем телом он прижимался к ней, и она не могла не чувствовать, как он возбужден. Он хотел заняться любовью с ней и не скрывал этого. Джоан хотела того же. Прямо здесь, прямо сейчас, на гладко оструганных досках стола, если придется. И до тех пор, пока не уйдет мука, так долго не оставлявшая ее.
– Филип… – Она попыталась воззвать ко всему лучшему в нем, но он, склонив голову, накрыл ее дрожащие губы своими. Джоан судорожно вздохнула, когда ее словно обожгло огнем, и, вопреки советам, которые давала себе в эти последние недели, откинула голову назад и обвила руками шею мужа.
Это был рай – и это был ад. Рай – потому что именно этого она всегда и хотела. А ад – потому что понимала, как это неправильно. Она не может стать его временной любовницей. Сколь бы мало самоуважения у нее ни оставалось, она утратит и его, если позволит Филипу использовать ее так и когда ему захочется.
61 
