очень нудно 
80 
Б. В связи с вашим вопросом встает другой вполне естественный вопрос: если Джойс Хет была самозванкой, то кто научил ее всем этим фокусам? И как получилось, что она так хорошо знала не только старинные псалмы, но и была посвящена в мельчайшие подробности жизни семьи Вашингтонов? На все эти вопросы я, не колеблясь, отвечаю: не знаю. Я ее этому не учил.
А. Но ведь вскрытие показало, что женщине было никак не больше восьмидесяти?
Б. На это я скажу, что, пока Джойс Хет была жива, я лично ни разу не встречался с теми шестью из многих тысяч людей, приходивших посмотреть на нее, которые сомневались в ее возрасте и истории. При этом сотни медиков подтвердили мне, что, по их мнению, заявления негритянки о том, сколько ей лет, вполне соответствовали истине.
А. Что вы чувствовали, выставляя Хет на всеобщее обозрение?
Б. Не стоит и говорить о том, что прежде всего мне нужно было тем или иным способом войти в этот бизнес, и схема проникновения, конечно, была придумана не мной. Мне предстояло найти нечто, что уже некоторое время пользовалось вниманием публики и имело столько поручителей и гарантов своей подлинности, что к тому моменту, как я стал его владельцем, я и сам искренне верил в его достоверность. Таким и было шоу с «няней Вашингтона Джойс Хет», которое впервые представило меня миру как шоумена.
А. Как вам удалось купить музей Скуддера, не заплатив ни цента, в те времена, когда вы едва сводили концы с концами, зарабатывая четыре доллара в неделю составлением текстов рекламных объявлений для Bowery Amphitheater?
Б. Я много раз ходил в этот музей и был очень внимательным посетителем. Со временем я понял – или мне хотелось надеяться на это – что, для того чтобы вновь вдохнуть в него жизнь и превратить в прибыльное заведение, достаточно энергии, такта и широты взглядов. И хотя, возможно, с моей стороны было слишком самонадеянно даже мечтать о том, чтобы выкупить такую ценную собственность, не имея за душой ни цента, – я серьезно нацелился на него, решив добиться своего, если такое вообще было возможно.
А. Что помогло вам превратить музей в столь преуспевающее предприятие?
Б. Когда я начал выплачивать долг его тогдашним владельцам, никто не сомневался, что отныне мне придется отдавать этому делу все свои силы и энергию. Ситуация была из тех, которые называют «пан или пропал». Я должен был либо уложиться в оговоренные сроки, либо музей бы у меня отобрали, собственно, как и все деньги, выплаченные мной к тому моменту.
А. А как вам удалось так быстро возродить и преобразовать музей?
Б. Какой бы ценной ни была коллекция экспонатов, когда я его выкупил, это была лишь основа Американского музея в том виде, в котором его создал я. За то долгое время, пока я был его владельцем, постоянная экспозиция увеличилась больше чем в два раза. В 1842 году я купил и добавил в нее все содержимое музея Пила; в 1850 году была выкуплена большая коллекция Пила в Филадельфии; так, год за годом, я, невзирая на цену, скупал разные интересные экспонаты повсюду, где мне удавалось их отыскать в Америке и Европе.
А. Музей стал любовью всей вашей жизни?
Б. Сначала я просто стремился показывать своим постоянным клиентам как можно больше интересного и нового, и дело было вовсе не в моей щедрости; это был бизнес чистейшей воды. Если посетитель уходит от вас довольным и удовлетворенным зрелищем, это значит, что он придет к вам опять и приведет с собой друзей. Я хотел, чтобы люди заговорили о моем музее…
Это была бы самая лучшая реклама, которую только можно изобрести, и, кстати, единственная, которую я тогда мог себе позволить.
А. Почему вы отдавали предпочтение настойчивой, агрессивной рекламе?
Б. Тогда, да и сегодня, основной способ привлечь внимание публики заключался в том, чтобы развесить повсюду яркие афиши, обещавшие посетителям и зрителям все что угодно, и ничего. Признаюсь, я не стал ломать голову над тем, как стать примером для своих предприимчивых и инициативных сограждан, отыскав какой – то иной путь. Я воспользовался общепринятым способом; и если моя реклама была более настойчивой, тексты – более нахальными, афиши – яркими, иллюстрации – гиперболизированными, а флаги – патриотичными, чем когда музеем управляли другие люди, то это объяснялось не тем, что я был менее щепетилен, а тем, что я действовал энергичнее и умнее и у меня было больше оснований раздавать столь щедрые обещания. И я до сих пор не слышал ни об одном посетителе, ушедшем из моего музея с жалобами на то, что его надули и что он зря потратил свои деньги.
80 
